Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме

И вот — почти тишина, только монотонный гул работающих приборов. Это невероятно, что рядом со мной никого нет! За последние три месяца я впервые остался один. Никто над ухом не говорит, не хлопают двери, на соседних полках и за переборкой не храпят и не возятся. Никто не мельтешит перед глазами, не лезет с дурацкими вопросами. Я один! Чтобы понять всю прелесть этого состояния, надо безвылазно просидеть в железной бочке, переполненной людьми, хотя бы месяц.

С этими мыслями под шорох вентилятора, гоняющего по каюте горячий воздух, почти счастливый, я заснул, убаюканный его монотонным гулом.

И снится мне сон. Я — курсант первого курса, отпущен в увольнение. Выхожу из ворот училища. Радостное ощущение беспечности и свободы переполняет всё моё существо. Впереди целый день, и он весь в моём распоряжении! Иду по скверу к остановке автобуса, отдавая честь встречным офицерам и старшекурсникам. Где-то в мозгах, в самой отдалённой извилине, шевелится беспокойная мысль: «А почему я на первом курсе? Я ведь уже был на пятом, уже защищал диплом и получал кортик… Я же офицер — почему опять первый курс?»

Отвлёкшись, я потерял бдительность и не козырнул какому-то встречному офицеру. Тот остановился и неожиданно стал кричать:

— Взять его! Он уже на первом курсе, а честь отдавать так и не научился!

Кто это? Что-то знакомое в облике и интонациях… Да это же Бивень!!!

— Почему самовольно оставили вахту? — ревёт он на всю улицу. — Почему Вы покинули корабль? Патруль! Взять его и запереть в гальюне центрального поста!

Кто-то пытается схватить меня за руки, я вырываюсь и бегу. Сзади слышится голос Баранова, моего командира роты в училище:

— Да он вообще антисоветчик, у него в тетради по истории КПСС вместо конспектов переписаны блатные стихи Высоцкого! Его надо срочно высечь… и из комсомола исключить!

— У него бардак на лодке, вся вахта пьяная, а он здесь разгуливает! — сквозь топот ног за спиной вторит ему Бивень.

— А меня утопить хотел, столкнул с пирса, потом в гальюне закрыл и не выпускает! — кому-то жалуется, всхлипывая, Кульков.

— И политзанятия он проводит формально, а политработников дармоедами называет! — подпевает откуда-то взявшийся замполит.

Топот и крики становятся громче. Меня пытаются схватить, я вырываюсь, бью кулаком, куда-то попадаю… и просыпаюсь.

14 Преступление и наказание

Потирая ладонью ушибленный лоб, в каюте стоит озадаченный таким приёмом матрос-вахтенный центрального поста и, с опаской глядя на меня, докладывает:

— Товарищ лейтенант, там, на пирсе, старпом! Приказал построить вахту!

— Старпом? Здесь? Уже? — пытаюсь я сообразить спросонья и наконец, въехав в обстановку, решительно распоряжаюсь:

— Звони учебную тревогу, «пожар на пирсе», потом бегом по отсекам! Чтобы через минуту вся вахта стояла наверху с инструментами и огнетушителями!

Пока подвахтенные в отсеках продирают глаза и, громыхая пожарным скарбом, карабкаются по трапу наверх, у меня есть немного времени познакомить читателя с новым героем. Звали старпома не совсем обычно — Сергей Гариевич, бойцы за глаза называли — Змей Горыныч или просто Змей. Надо сказать, что офицер и начальник Змей Горыныч был хороший — грамотный, требовательный и, что немаловажно, справедливый. Собачья должность, конечно, наложила некоторый отпечаток на его характер, но грехом самодурства не страдал. Сколько раз приходилось мне терпеть от него по службе — но чувства обиды не возникало никогда. Человек он также был неплохой. Любил пошутить и был, в общем-то, незлобив. Матросы и офицеры старпома уважали, командир ценил и пытался продвинуть по службе: неоднократно делал представление на звание, ходатайствовал о назначении на должность командира строящейся лодки, но всё безрезультатно. Старпому нашему вот уже второй год как задерживали очередное воинское звание. А всё потому, что не складывались у него отношения с начальством. Ну не везло Горынычу, хоть ты тресни! То в ресторане, защищая честь мундира, ввяжется в драку с гражданскими, попадет в комендатуру, там пошлёт по известному адресу коменданта и загремит суток на десять на гауптвахту. ТоЧВСа (члена военного совета флота), вице-адмирала, случайно долбо@бом назовёт. То просто совершенно ненароком на тренировках КБР[13] комбригу на ногу наступит. Да и бурная личная жизнь создавала подчас определенные проблемы.

Как и всякий нормальный человек, старпом имел кое-какие пристрастия. Из двух основных его вредных привычек — водка и женщины — последняя доставляла наибольшие неприятности. Хоть и было их, привычек этих, не так уж и много, не больше чем у других, но не везло старпому в этом деле. Обладая всеми вторичными половыми признаками мужчины — машиной, квартирой и приличной зарплатой, старпом постоянно попадал в расставленные сети. Будучи совестливым человеком и по-рыцарски галантным мужчиной, он имел несколько старомодные представления о взаимоотношениях со слабым полом. Одного того факта, что женщина доверила ему самое дорогое, что у неё есть, было достаточным для того, чтобы считать себя обязанным на ней жениться.