Камрань, или Последний "Фокстрот"

На зиму Витя устраивался помощником механика в МТС, где в составе небольшого, но крепко спаянного и спитого трудового коллектива реанимировал колхозную технику. Режим дня практически не менялся. Так же, как и летом, он продолжал вставать в пять утра и возвращаться домой затемно. Целый день крутил гайки, таскал тяжеленные детали, мыл, драил, чистил, скоблил, бегал мужикам за бутылкой, помогая им таким образом выполнять повышенные социалистические обязательства. Будучи по природе тружеником, старательным и ответственным человеком, Витя честно работал с утра до ночи не за страх, а за совесть. Отличаясь редкой душевной простотой, он никому не мог отказать, безропотно выполнял любые прихоти начальства и помогал всем, кто просил. Как известно, именно на тех, кто тянет, у нас все и ездят, поэтому Вите приходилось работать много, а тем, кто его просил – мало. Но Витя не роптал. Он пребывал в твёрдой уверенности, что если просят, то без него действительно никак не обойтись и, следовательно, помощь необходима. К тому же впереди маячило лето, на которое он строил радужные планы, наивно надеясь, что тогда-то уж точно удастся отдохнуть.

Глава 49 Пастушок-подводник

С призывом на флот жизнь Вити круто изменилась. Ещё в учебном отряде, куда его заперли на первые полгода, он понял, что на земле существует огромная армия начальников, а не только один их Егорыч, председатель колхоза.

Попав на подводную лодку, Витя неделю ходил с открытым от удивления ртом – столько разнообразного железа, собранного в одном месте, он ещё никогда не встречал. Поразило его, конечно, и море – зимнее, свинцово-серое, бескрайнее и неприветливое. О том, что вскоре ему придётся уходить в его стылую глубину, Витя предпочитал не думать.

Оказавшись первый раз в увольнении, среди роя людей и вереницы машин, среди шума и гама большого города, он удивился тому, что люди не обращают друг на друга никакого внимания, проходят мимо не здороваясь и не останавливаясь поговорить. Также его поразило, что во всей округе не было ни одной не то что коровы, но даже хоть какой-нибудь зачуханной курицы…

Но все эти изменения касались внешней стороны жизни. Внутренняя её суть оставалась прежней. Показав себя с хорошей стороны, Витя опять попал в кабалу обстоятельств и покорно продолжал тянуть лямку за себя и за того парня. Имеющиеся в любом коллективе хитрецы и ленивцы и здесь не упустили случая взгромоздиться на шею тому, кто что-то умеет и не боится труда. Витя опять драил, чистил, скоблил. Попав на подводной лодке в минно-торпедную боевую часть, он собственноручно чинил всё, что ломалось в нашем минёрском заведовании, да ещё и механикам порой помогал. Зимние стажировки в МТС не прошли даром: Витя не только за бутылками мужикам бегал, но и много чему научился! Благодаря его старанию и умелым рукам нам не приходилось лишний раз привлекать специалистов судоремонтного завода. Государству экономились немалые деньги, а расслабленные работяги жирели и пили в рабочее время водку за здоровье того идиота, который за них всё делает.

По «карасёвке» такая жизнь была вполне приемлема, но, прослужив полтора года, матрос Юшкин так и не получил причитающихся дивидендов. По сроку службы ему уже полагались некоторые послабления, но их не было: наравне со всеми он продолжал тащить наряды и вахты, скоблить палубу, драить гальюны и – как это сплошь и рядом на флоте бывает – круглое таскать, а квадратное катать…

Но такое положение дел нисколько Витю не смущало. На службе его устраивало абсолютно всё: и строгий распорядок дня, и хорошая еда, и возможность хоть иногда выспаться. Особенно нравился Вите послеобеденный адмиральский час. Привыкнув на гражданке к постоянному недосыпу и ненормированному тяжёлому труду, Витя далеко не тепличные условия жизни на подводной лодке воспринимал едва ли не как курортные. Иногда он даже испытывал неловкость от осознания, что живёт здесь на всём готовом: от пуза ест, в тепле спит, носит казённую одежду, а ничего полезного и производительного, по сути, не делает. Не желая оставаться в долгу, Витя старался хоть как-то компенсировать государству расходы на своё содержание. Возможно, именно по этой причине он так неутомимо трудился, порой заменяя собою целый судоремонтный завод.

Но нельзя сказать, что матрос Юшкин был совершенно спокоен и ничего в жизни его не тревожило. Абсолютно счастливых людей нет, а если где и встречаются, то исключительно в палатах психиатрических клиник, да и то не во всех. Так и Витя, не будучи полным идиотом, имел, конечно же, некоторые поводы для беспокойства. Основной его заботой были родные. Оставив на три долгих года мать и малолетних сестёр, Витя очень сильно за них переживал. Регулярно получая из дома письма, невзирая на их подчёркнуто оптимистичный тон, Витя сквозь строки читал, что живётся родным совсем не сладко.