Камрань, или Последний "Фокстрот"

По дороге нас обогнал спешащий куда-то замполит и попался валявшийся на обочине один из картонных ящиков, с которыми уходили на дело наши старшие коллеги. В ящике кроме нескольких разбитых бутылок ничего интересного не обнаружилось, а зам вопреки своим правилам не удостоил нас даже небольшой политбеседой и быстро оставил позади. Проходя чуть позже мимо «Оби», мы заметили его, воровато озирающегося, поднимающимся по трапу и из деликатности сделали вид, что не замечаем. Будучи, как и мы, неосмотрительно женатым, зам, надо полагать, решил посетить госпитальное судно инкогнито. Но будьте спокойны, я совершенно уверен, что никакой угрозы его семейному благополучию данный факт не таил. Скорее всего, зам просто приболел и решил сходить на «Обь» подлечиться.

Безо всякого сожаления мы оставили за спиной сверкающую палубными огнями «Обь» и продолжили путь дальше. За то небольшое время, что занимала дорога от казармы до отдалённого пирса, где стоял МПК нашего друга, солнце успело закатиться за зубчатые горы и там мгновенно погаснуть, небо расцветилось яркими звёздами. Проходя мимо убогих соломенных хижин, хаотично разбросанных вдоль дороги, мы зашли в оказавшийся на пути такого же вида кабачок. Помня народную мудрость «сколько водки ни бери, всё равно за бутылкой бежать придётся», решили предусмотреть всё заранее. Расположившись под соломенной крышей, сквозь которую проглядывало звёздное небо, мы, как белые люди, заказали по 100 граммов виски, которые собирались выпить сейчас, и пару бутылок хунтотовки с собой. Виски мы решили взять потому, что ещё ни разу не пробовали и очень уж красивой показалась бутылка. Кроме того, будучи простыми советскими парнями, далёкими от каких бы то ни было мажорных излишеств, мы надеялись хотя бы таким образом прикоснуться к благам – пока ещё запретным – западной цивилизации.

Покрутив ручку допотопной машинки для колки льда, похожей на большую чугунную мясорубку, бармен грязными пальцами выковырял из её нутра несколько стекловидных кусочков, разложил по стаканам и залил сверху из фигуристой бутылки пахучей желтоватой жидкостью. И вот, сидя в покосившейся соломенной избушке под пальмой, сбрасывая время от времени со стола не в меру любознательных зелёных ящерок, мы тянули через соломинки виски с содовой (которое на вкус оказалось сущей дрянью) и ощущали себя белыми людьми в стране папуасов.

По широте душевной я предложил выпить за наш счет и бармену, худощавому, морщинистому хунтоту средних лет, одетому, несмотря на жару, в наглухо застёгнутый военный френч и с явно армейской выправкой. Бармен с радостью согласился, но налил себе почему-то из другой бутылки. Отбросив соломинки, мы чокнулись, замахнули-выпили, закусили кусочками банана и несколькими арахисовыми орешками, щедро предложенными нам барменом. Терпкая маслянистая влага обожгла пищевод, в голове зашумело. Сразу стало спокойно и хорошо. То есть оно и было в общем-то неплохо, но стало ещё лучше. Захотелось повторить и пообщаться.

По-русски бармен говорил неплохо, можно даже сказать, хорошо, вставлял вполне уместно пословицы и поговорки и после полученного угощения из кожи лез, чтобы чем-нибудь услужить. Совершенно не зная местного масштаба цен, мы, как видно, расплачивались весьма щедро. За неимением у нас местной валюты на ура шли серебряные наконечники-контакты, которыми мы с Васей запаслись в достаточном количестве ещё на Родине, поснимав со списанных кораблей, брошенных и полузатопленных в бухте Труда на Русском острове.

По второму разу бармен уже и нам налил из своей бутылки. Вскоре выяснилось, что Хуань (именно так представился наш новый знакомый) – боевой офицер, десять лет как в запасе, учился в Советском Союзе. Улыбаясь, мечтательно закатив глаза, он стал вспоминать названия ленинградских улиц и фамилии преподавателей в военном училище. Затем посерьёзнел и, наморщив лоб, принялся подсчитывать на пальцах, скольких американцев собственноручно убил во время прошедшей войны. Вышло что-то около пятидесяти. Немного, конечно, но в принципе достаточно. Если бы каждый вьетнамский боец отправил на тот свет столько же захватчиков, то война продолжалась бы не десять лет, а от силы неделю.

По третьей мы выпили за боевое братство. В продолжение темы я сообщил Хуаню, что мой отец, работая в конце шестидесятых мотористом на транспортном судне, совершил несколько огненных рейсов в Хайфон, доставляя грузы воюющему Вьетнаму, и что один раз их даже бомбили американцы. Хуань был в полном восторге. Он вцепился в мою руку и долго её тряс. Затем погрозил кулаком на восток воображаемым оккупантам и принялся оголять различные части тела, показывая места, куда был ранен. Затем он достал из-под прилавка куцый автомат Калашникова с наполовину отбитым прикладом и рыжими пятнами ржавчины, именной пистолет ТТ, подаренный ему командованием за героизм, и большой алюминиевый таз, полный разнообразных патронов. Хуань сообщил нам, что всё это добро он держит про запас, чтобы было чем дать отпор проклятым американцам, вздумай они сунуться вновь.