Глава 57 Неудавшаяся катастрофа, или За что можно кастрировать доктора
Но вот с горем пополам смотали швартовы и, пятясь, отчалили. Выехали на середину бухты и замерли в ожидании. Надо было начинать дифферентовку с погружением на перископную глубину, для чего следовало удалить всех из ограждения рубки, но отойти от спасительного гальюна никто не решался.
Лишь когда командир заявил (а сам он у Хуаня вчера не был), что ему похеру, как оставшиеся собираются проникать внутрь, и что он сейчас закрывает люк, страждущая очередь, соблюдая всевозможные меры предосторожности при движении по вертикальному трапу, перебазировалась вниз. Там она разделилась на две части: половина осталась в центральном посту, другая аккуратно на негнущихся ногах засеменила в шестой отсек. Доктор Ломов в панике носился от одного гальюна к другому, пучил глаза, заставлял всех глотать какие-то порошки и норовил проскочить в гальюн без очереди. Очевидно, что порошки самому ему не очень помогали. Доктор переживал, что в экипаже могла начаться эпидемия дизентерии, за что флагманский врач его бы, без сомнения, кастрировал. Да и семьдесят пять человек с поносом в замкнутом пространстве на два гальюна – это была бы форменная катастрофа!
Но опасения доктора не подтвердились. Уже к вечеру наметилось явное улучшение: стул у офицерской части экипажа начал отвердевать и скоро отвердел настолько, что с гальюнов была снята осада. Последним оставлял уютную кабинку доктор Ломов. Как капитан, покидающий тонущее судно последним, Сёма долго ещё не мог выйти из гальюна и решился лишь под самое утро.
Осунувшийся внешне, опустошённый и обезвоженный внутренне, Ломов, тем не менее, был очень доволен. Он был несказанно рад, что его пронесло, – в переносном, разумеется, смысле. Эпидемия отменялась! Требовалось срочно закрепить наметившийся успех и тщательно всё продезинфицировать. Как ни плохо после бессонной ночи и перенесённых потрясений работали мозги, но Сёма вовремя сообразил, что если сыпануть в гальюны по двойной норме хлорки (как он поначалу хотел), то через полчаса на подводной лодке станет нечем дышать. И его, возможно, опять захотят кастрировать, на этот раз командир.
Но, как мы помним, Сёма был во всех областях подкованный доктор, помимо непосредственно медицины разбирающийся в кораблевождении, вооружении и разных механических делах, кроме того он имел и достаточные познания по химии, особенно в вопросах её практического применения. Поэтому решения долго искать не пришлось. Вскрыть регенеративный патрон от ИП-46 – дело нехитрое и заняло у Сёмы не больше минуты. Идея была проста до примитива и остроумна до гениальности, а в результате – гарантированная дезинфекция мест общего пользования и никакого запаха! Более того, из гальюнов по отсекам будет растекаться утренней свежестью чистейший кислород!
– Ай, да доктор! Ай, да светлая голова!
Радостный, скромно улыбаясь и мысленно нахваливая себя за ум и сообразительность, Сёма аккуратно высыпал порошок из патрона в унитаз центрального поста, посмотрел, как, пенясь и шипя, пошла химическая реакция, бросил пустую банку в мусорную кандейку и остался всем очень доволен. То же самое он проделал и в гальюне шестого отсека, а затем успокоенный, с чувством выполненного медицинского долга отправился спать.
Сёма мгновенно заснул в своём закутке за кондиционером, и ему тут же приснился Гиппократ. Доктор очень надеялся, что старший коллега похвалит его за примерное исполнение служебных обязанностей, за старание и разумную инициативу, но бородатый старик в белоснежной тоге принялся ругать Сёму, кричать и материться, причём на чистейшей латыни. Сёма не сразу сообразил, о чём идёт речь, поскольку латынь изучал достаточно давно, и пока силился понять, бородатый старик достал скальпель и на той же звучной латыни сообщил, что сейчас отрежет ему яйца. Это Ломов уже понял хорошо.
– Да что это за напасть такая! Сколько можно! – вскричал Сёма в сердцах, послал Гиппократа на х@й (на чистейшем русском) и проснулся в холодном поту. Не на шутку встревоженный, он тут же пошарил где надо рукой и, убедившись, что всё на месте, быстро успокоился, повернулся на другой бок и снова провалился в сон.
На этот раз ему приснился командир. По своему обыкновению, командир тоже матерился, но почему-то тоже на латыни. А кроме того, он топал ногами, потрясал кулаками и явно был чем-то недоволен…
Но узнать, чем недоволен командир, доктору так и не удалось. Не прошло и пяти минут после того, как он во второй раз сомкнул глаза, как по всему кораблю затрезвонили колокола громкого боя, и хриплый голос старпома злобно пролаял:
– Аварийная тревога! Пожар в гальюне шестого отсека! Загерметизировать переборки! Шестой, доложить обстановку!
Сёме сразу стало не по себе. Не потому, что он боялся сгореть или утонуть, а потому, что проснувшийся вместе с ним внутренний голос принялся нудно нашёптывать, что виной тому именно он, доктор Ломов.