Камрань, или Последний «Фокстрот»

Так вот… Решили-таки в штабе не рисковать, и получили мы добро на заход в Берберу. А там ПМТО только организовывался, никакой ремонтной базы ещё не было, строить только начинали. Через два года, кстати, когда построили, нас сразу оттуда и попёрли. Американцы, понятное дело, подсуетились. Всё, что успели построить, пришлось неграм подарить. Такое, кстати, у нас не первый и не последний раз… Александрию, Дахлак, Сокотру так же просрали! И Камрань скоро просрём. Ну ладно… Пришли мы, значит, в Берберу, встали к причальной стенке. Техпомощи, как я сказал, никакой. Одно хорошо — не качает, и кран «Ивановец» на пирсе стоит, можно пользоваться. За две недели своими силами перебрали все дизеля, на двух поменяли крышки, отрегулировали, подтянули, мех постарался. В бане два раза помылись, на пляж моряков на грузовике свозили, и всё — опять в океан, на передний край борьбы с мировым империализмом. Так до возвращения домой, до самой Камчатки земли больше и не видели. Раз в месяц среди ночи где-нибудь в точке рандеву к обеспечивающему танкеру подкрадёмся быстро-быстро — чтобы, если что, с патрульного самолёта радиолокацией не засекли, воды, топлива примем. Если погода хорошая, не штормит и к борту можно нормально пришвартоваться, бойцов ещё успеем в бане помыть, и с рассветом опять — «по местам стоять, к погружению!». Танкер же, чтобы никто не догадался, что он в этом районе имел рандеву с подводной лодкой, взамен переданного нам топлива забортной воды в танки плеснёт, осядет до ватерлинии опять и идёт себе дальше, как ни в чём не бывало. Серьёзно всё было… Скрытность — превыше всего. Как на войне. Суровые, минёр, были времена, не то что нынешние. А сейчас что? Скоро на улицу в форме не выйдешь — пацифисты безмозглые заклюют. Американцев в Министерство обороны советниками уже принимать стали! Слышал? Я в Большой Камень на завод «Звезда» — по делу надо было — пропуск целую неделю согласовывал! Прихожу, а там американцы с японцами свободно шляются, наши атомачи утилизировать собираются. Денег на это выделили. Представляешь? Город закрытый, туда ни ты, ни я просто так не пройдём, а тут самые заклятые наши… друзья… как у себя дома! Горбачёву спасибо! Нобелевскую премию, падла, отрабатывает…

Сверкнув негодующим взглядом, что даже в темноте было заметно, командир разразился потоком таких красноречивых пожеланий, которых исполнись хоть тысячная доля — лежать Америке в руинах под километровым слоем пепла, и обугленным останкам Иуды Горбачёва — там же.

Глава 17 О суетном и вечном

Успокоившись, приняв обычный свой невозмутимый вид, командир с хрустом потянулся, разминая затёкшие члены, сладко зевнул, прикрывая пилоткой рот, и вновь продолжил неспешное повествование:

— Вот во время очередной такой бункеровки я и узнал, что дочь у меня родилась, притом ещё неделю назад. Я, конечно, ожидал и был готов, но всё равно как-то растерялся. Прямо как ты сейчас. Распереживался. Как они там одни, зимой, на Камчатке? Комната в бараке, печное отопление, вода и услуги на улице… Командир поллитровку спирта нацедил, мех столько же добавил, замполит уверил, что политотдел о семье позаботится. Этим же вечером я в кают-компании и проставился. Обмыли, так сказать. И ничего… дочка ростом уже выше меня… скоро будет. Школу заканчивает. Отличница. Врачом хочет стать, детишек лечить…

Командир умолк, взгляд сделался задумчивым и каким-то расплывчатым. В жидком рассеянном свете призрачно серело его прорезанное глубокими тенями неожиданно посерьёзневшее лицо. Яркие блики сверкали в глазах, и казалось, что они наполнены серебряными слезами.

Отвернувшись и озабоченно наморщив лоб, командир погрузился в какие-то давние воспоминания. Возможно, ему привиделось, как в том далёком трудном, но одновременно и счастливом году, вернувшись из дальнего похода, он прямо не пирсе принял из рук своей близоруко щурящейся и смущённо улыбающейся жены плачущую и ни за что не желающую идти на руки к незнакомому дядьке почти уже годовалую дочь. Как они потом подружились, как он качал её на коленке, как подбрасывал к потолку на руках и по первому требованию становился то безотказной коняшкой, то серым волком, а то и крокодилом Геной. Как ласково и преданно обнимала дочка его могучую загрубевшую шею своими маленькими тёплыми ручками. Как искренне радовалась встрече его молодая и красивая жена, как она была нежна и ласкова, любяща и любима. Куда всё это делось? Когда образовалась та трещина, которая постепенно, ширясь и углубляясь, привела их к такому сокрушительному разрыву? И что теперь? Чего желать, куда податься? Горькая мысль о том, что в первый раз за все годы службы его никто уже не ждёт дома, что у дочерей, возможно, появился новый папа, а у него на берегу нет даже своего угла, заставила командира ещё больше наморщить лоб и тяжко вздохнуть.