Камрань, или Последний «Фокстрот»

— Не обнаружили! — удовлетворённо отмечаю я про себя и, стряхнув последние остатки сна, не разобравшись — выспался или нет, выскальзываю из-под влажной простыни. Ступив босиком на прохладную палубу, в полумраке осматриваюсь. За ночь вроде ничего не изменилось. Мерцающий фосфором глубиномер показывает всё те же сто десять метров. С разных концов отсека доносятся мерные всплески весенней капели — через изношенные сальники забортных отверстий в отсек неумолимо сочится морская вода. Из переполненных за ночь посудин она стекает на пайолы, и кое-где уже образовались тёмные лужицы. До подъёма достаточно времени, можно ещё потянуться, но скоро на вахту, и пока не прозвучала команда «подъём», лучше пойти спокойно умыться, без очереди и толкотни.

Пока я искал свои тапочки в куче разбросанной на полу обуви, бойцы, беспокойно ёрзавшие на скрипучих койках, последовали моему примеру — стали потихоньку вставать и одеваться. Все разговоры так или иначе крутятся вокруг недавнего происшествия. Было непонятно, кому в такую рань мы могли понадобиться, враг это или кто из наших, и почему, пройдя прямо над нами и буквально излупцевав корпус лодки своими акустическими посылками, противолодочный корабль нас так и не обнаружил. Объяснений данному факту немного: либо мы лежим в котловине, и отражённый сигнал оказался недостаточно мощным, либо нас приняли за естественный подводный объект — скалу, затонувшее судно и т. п. Есть ещё одно объяснение: акустики на эсминце толком не проснулись, что представляется наиболее вероятным.

Ночь на дне прошла относительно спокойно. Измотанный и умаявшийся, я едва дождался команды «отбой» и упал на ближайшую койку. Пришедший хозяин её немного повозмущался, но, осознавая тщетность попыток вернуть захваченную территорию, поступил так же — упал на соседнюю койку, переместив кого-то рангом пониже. Я этого ничего не слышал, так как уже глубоко спал. Мне даже, кажется, ничего и не снилось. Хотя нет, припоминаю… Снился гигантский спрут. Всеми своими восемью конечностями он облапил нашу усталую подлодку и принялся нагло её домогаться. Плотоядно облизываясь, он ползал по надстройке и, как в том анекдоте про слониху и муравья, то и дело восклицал: «Неужели это всё моё?» Я, конечно, переживая за целостность лёгкого и особенно прочного корпуса, порывался среди ночи встать и отвадить назойливого кавалера, но так и не проснулся.

Эти ночные домогательства хоть и вызвали определённое беспокойство, но никак не навредили нашей красавице. После малой приборки и сытного завтрака мы снялись с грунта и потихоньку подались наверх. На подходе к перископной глубине затормозились, выдвинули антенны и прямо из-под воды провели сеанс связи. Из полученной радиограммы следовало, что Третья мировая хоть и отменяется, но это не повод для скорого возвращения на базу. Раз уж мы и так находимся в море, то не грех ещё немножко поработать подводной лодкой, на этот раз — в качестве цели. Группа противолодочных кораблей тоже ведь не зря по тревоге вышла из базы. Теперь и им нашлось занятие — будут отрабатываться, искать нас в заданном районе, а как найдут — тут же безжалостно уничтожат. Условно, разумеется! И охота на нас уже началась — корабль, разбудивший всех рано утром, оказался не вражеский, а самый что ни на есть наш.

Сценарий в общем-то обычный. Нам не раз уже приходилось в виде живца помогать повышать мастерство братьям нашим, противолодочникам. Вот и на этот раз предстояло изображать из себя стратегический ракетоносец вероятного противника. Для этого и делать-то ничего особо не надо — ходи себе в заданном квадрате на пятидесятиметровой глубине и в случае чего заблаговременно выполняй манёвры уклонения. То есть делай так, чтобы тебя как можно дольше не обнаружили. Можно и самим выходить в атаку — разумеется, тоже условно. Главное, не нарываться и сильно не шуметь.

И вот вновь потянулись трудовые будни. На ходу пообедали, затем поужинали — никто нас так и не обнаружил. После вечернего чая подвсплыли на сеанс связи, получили приказ: продолжать барражирование. И всю ночь и весь последующий день ходили в заданном квадрате, наматывая бесконечные мили и часы.

Ещё день… второй, третий… Жизнь по заведённому распорядку: приборка, завтрак, ходовая вахта, обед, занятия по специальности, ужин, опять вахта, вечерний чай… И так — по кругу. Порой уже становится трудно разобрать: ночь наверху или день, завтрак на столе или ужин. Хорошо ещё, что в отсеках висят часы с двадцатичетырёхчасовым циферблатом — когда возникают сомнения, всегда можно посмотреть.

Ещё день на глубине… Тишина и покой. Ощущение, что про нас забыли. Акустик в свои наушники слышит всё что угодно: сухой треск креветок, щебетание дельфинов, тарахтение хунтотовских джонок, шныряющих туда-сюда у нас над головами, но только не шум винтов армады противолодочных кораблей.