Камская обитель

Её губы и подбородок окрасились кровью, которая стремительно вытекала сразу из обеих ноздрей. Инна с ужасом уставилась на свои окровавленные ладони, не в силах понять, что случилось. Андрей кинулся за водой и тряпкой. Второпях он отшвырнул от себя стул и тот отлетел к стене и так ударился в неё, что, казалось, дом дрогнул. Тут же в боковом окне возникла морда волкодава, привлеченного необычным шумом в тихом прежде жилище. Сквозь стекло Шах разглядел больную, чье лицо сейчас было покрыто темной жидкостью, а хозяин пытался мокрой тряпкой вытереть её, но у него ничего не получалось. Тогда он просто положил тряпку на переносицу и заставил женщину повернуть голову набок. Тряпка основательно набухла от крови, и Андрею пришлось искать другую, смачивать в холодной воде и снова прикладывать к лицу испуганной всем происшедшим Инны. Только через несколько минут кровотечение прекратилось, а женщина смогла спокойно вздохнуть и расслабиться.

– Инна, не бойся. То что пошла кровь носом, это даже хорошо. Хуже было бы, если кровь запеклась внутри черепа. Кровотечение – это, конечно, результат сильнейшего удара по затылку. Тебе сейчас покой нужен, а ты напряглась и спровоцировала такую кровопотерю. Но сейчас все позади. Дай я тебе хорошенько лицо вытру. Вот так, отлично.

Он вытирал ей лицо, шею и грудь, а сам был не меньше её испуган. На побелевшем лице ярче проступили едва подсохшие царапины и кровоподтеки. На шее загнанно билась голубая жилка, и такими же голубыми стали губы Инны. Надо было что-то предпринимать. Андрей повернулся к узкому подоконнику, где временно разместилась его домашняя аптека, глазами выискал зеленоватую ампулу. Злоупотреблять этим лекарством, конечно, не следовало, но сегодня особый случай. Женщина на грани, она вся похолодела, а тело дрожит как при малярийной лихорадке. Это нервный срыв, спровоцированный усилиями вспомнить, поставил диагноз Андрей, и решительно взялся за шприц. Укол позволит Инне расслабиться, отдохнуть, проспать часов двадцать, не меньше. А сон в её положении—главное.

Жилин зарядил шприц, приложил ватку к горлышку бутылки со спиртом. В тот момент, когда он заголил бедро женщины, за окном послышался недовольный визг Шаха, который так делал всегда при виде любого медицинского инструмента.

– Так нужно, – пробормотал Андрей, – иначе она не оставит попыток вспомнить все и сразу. Пусть отдохнет, пусть рана на голове подживет, нервы успокоятся. Она и без того за один только день многое, я считаю, вспомнила. А при такой болезни, как у неё, стоит только чуть-чуть вспомнить, а потом пойдет и пойдет. Веришь, Шах?

Лесник глянул в сторону окна, но пса там уже не было. Нервы волкодава не выдерживали блеска металлической иглы, белизны ваты и бликов стеклянного сосуда со спиртом. Шах спустился с крыльца и двинулся к стожкам. Увидев его, Зула поднялась с места, потянулась, прогнувшись, резко мотнула головой и сделала два шага навстречу. Ей одного взгляда хватило, чтобы понять: гостья снова доставляет их хозяину забот. Это значит, что охота откладывается.

А лес манил, дразнил сытым курлыканьем отъевшихся за лето птиц, шорохом мелкой дичи, свистом начавших линять зайцев. Зула глянула в сторону леса, отметила про себя его оголенность и какую-то прозрачность, вздохнула по прежним вылазкам вместе с хозяином, нутром вспомнила вкус свежей крови и хруст косточек под тяжелой лапой.

Но жизнь в заказнике научила собак не только охотиться, но и терпеливо ждать. Зула понюхала воздух: смертью не пахло. Придется дождаться, когда гостья уйдет из леса, а хозяин снова будет принадлежать им безраздельно. Она еще не забыла, как однажды здесь уже появлялась женщина, но после долгой снежной зимы та исчезла, и больше они её ни разу не видели. Исчезнет и нынешняя гостья. Хозяин окунется в привычную жизнь, проводя в лесу сутки напролет, снова начнется увлекательная игра, которую хозяин называет: «Взять!».

А раз так, то сейчас можно и побездельничать, поваляться на душистом сене, погреться в последних лучах закатного солнца.

– У-у-а-а-а, – дохнула в морду Шаха Зула и вернулась на прежнее место.

– Ы-ы-ыг, – согласился Шах и поискал подходящее место для себя. Он бы, конечно, с удовольствием вернулся на нагретые доски крыльца, но, зная за собой слабость подсматривать, что происходит в доме, отказался от этой затеи. Снова стать свидетелем проникновения стального жала в человеческое тело ему не хотелось. Потоптавшись на одном месте, Шах свалился на душистое сено, поместив большую голову на лапы, и несколько минут, не отрываясь, смотрел на подругу, принявшуюся выискивать насекомых в своей густой шерсти. Запах березовых дров из бани щекотал нос, и он прикрыл его лапой.

Глава седьмая