Камуфлет

Николай Карлович быстро вернулся с листком, на котором красовалось шесть одинаковых имен. Родион Георгиевич одолжился лупой и внимательно рассмотрел. Характерных засечек на букве «а» не обнаружилось, впрочем, и другие буквы не совпали.

– Проверили все мафинки? – строго спросил коллежский советник.

Берс готов был поклясться на полном собрании сочинений Габорио, что обошел каждую лично.

Дальнейшее требовало уединения. Ванзаров предложил отойти в коридор. Убедившись, что лишних ушей нет, тихо спросил:

– Слыфали среди друзей князя имя Петр Николаевич Морозов?

Берс подумал и признался, что не знает такого.

– А Ленский Петр Александрович?

Берс несколько удивился:

– Спрашиваете об этом меня?

– Почему я должен знать?

– Но ведь он же бывает у вас в доме, то есть на даче!

– Николай Карлович, сегодня плохой день для шуток…

– Господь с вами, какие шутки! Его и Софья Петровна изволят принимать, и в нашем доме он, конечно, бывает. Дачная жизнь располагает, хотя я стараюсь не влезать в жизнь молодежи…

– Откуда знаете мою жену? – с нежданным ожесточением накинулся коллежский советник.

Берс пугливо отшатнулся:

– Позвольте, что тут такого? На даче живем по соседству, захаживаем в гости… Вы не любите летние разговоры, посиделки на веранде под зорьку и все такое, я и не смел намекнуть… Вот и сейчас сердитесь…

– Простите, с утра день не задался… А кем он приходится князю Одоленскому?

Тут Николай Карлович огляделся по сторонам и шепнул:

– Так ведь племянник-с… знаете ли… почти…

– А почему… – начал было Ванзаров, но внезапное открытие вспыхнуло бертолетовой свечой: незаконнорожденным детям знатных фамилий иногда давали новую, только без первого слога. – Так он наследник всего гигантского состояния Одоленского?

– Тайна сия велика есть, как говорится. Если только Павел Александрович что-то оставил по завещанию. А так – напрямую, разумеется, нет.

Ванзаров пристально посмотрел в лицо коллежскому асессору:

– Хорофо знаете Ленского?

– С лета. Князь привез его в мае, снял дачу где-то в соседнем поселке.

– Узнать смогли бы?

– Разумеется…

– Могу ли знать, почему соврали?

– Когда? – Берс выказал глубокое и искреннее недоумение.

Родион Георгиевич предъявил снимок:

– Вчера в Соболевских изволили не признать знакомого вам юнофу. Почему?

Берс попросил секундочку, вернулся с очками, взял снимок еще раз и, вглядевшись сквозь толстенные стекла, воскликнул:

– Святые угодники! Князь Павел с Петрушей что вытворяют!

Оказывается, в нервном возбуждении от розысков «Аякса» Николай Карлович не разобрал даже князя без очков. Что говорить о Петре! «Живая картина» была возвращена с глубокими извинениями коллежского асессора.

– Антонина Ильинична дома?

Берс поклялся, что дворнику даны строжайшие инструкции гнать бойкую девицу взашей, если только нос из квартиры высунет.

Родион Георгиевич немедленно отдал команду:

– Едем!

8 августа, в то же время, +23 °C.

Управление сыскной полиции С.-Петербурга, Офицерская улица, 28

– Поздравляю, приехали! – Ротмистр угрожающе постучал по столу ногтем.

Задержанный возмутился:

– Позвольте, что за тон!

В самом деле, ну и манеры! Хватают на вокзале, заламывают руки, тащат в участок, сверяют с какой-то дурацкой фотографией, оскорбляют всячески, а потом еще в наручниках, представьте, привозят в сыскную полицию! А какой у них запах, с ума можно сойти. А ведь там, на платформе, его ждет единственный и любимый! Хамы и мужланы!

– Не имеете права меня задерживать! Я актер Мариинского театра! У меня влиятельные покровители… Вам попадет, знайте! – заявил худосочный субъект, изящно скрестив ножки.

Будь воля ротмистра, он бы взял добрую нагайку и…

– Могу ли видеть ваш паспорт? – сдержанно сказал Мечислав Николаевич и с досадой понял, что копирует опального начальника.

Фертик полез в ридикюль, извлеченный из объемного чемодана, и предъявил зеленую книжечку.

– Иван Тимофеевич, где проводили ночь с субботы на воскресенье? – спросил ротмистр, перелистывая паспорт, и опять расслышал чужое эхо.

– А вам какое дело?

– Подозреваетесь в убийстве.

– Боже, какая глупость! Если я сошел с поезда, то где я, по-вашему, мог быть? В Москве, а где же!

– Когда уехали?

– В четверг, понятно же!

– Почему не прибыли на премьерную партию в «Лебедином»?

Николя Тальма растерялся: то ли он стал так популярен, то ли полиция следит за каждым его шагом.

– Это вас не касается… – не очень уверенно заявил он.

– Полиции все касается. Даже когда баритон сфальшивит.

– Ну хорошо, я поссорился с моим… другом. Мы накричали, наговорили много лишнего, я собрал вещи и уехал на первом отходившем поезде. Пожертвовал премьерой, представьте. Я не мог больше оставаться в этом городе.

– Зачем вернулись?

– Вам не понять тоску израненного сердца… Я отправил телеграмму и ждал, что меня встретят с цветами… А он…

– Князя Одоленского вчера утром нашли в своей постели. Убитым.

– Что?!! – только и выговорил балерун. Затем случилась истерика, да такая, что Железный Ротмистр был вынужден наливать безутешному Николя стакан воды.