Может, Ягужинский оставил филера еще и внутри?
Опять странные звуки, теперь кружат где-то на этаже.
Господин Ванзаров, выпускник петербургского университета, адепт логики и агностик по убеждениям, непроизвольно перекрестился.
Неясные скрипы не унимались… Что-то приближалось… Неужто бесприютная душа князя не находит себе покоя?
Где-то вдалеке первый петух приветствовал грядущую зарю.
Загадочные звуки растворились в тишине бесследно.
Более не имея сил выжидать, Родион Георгиевич подскочил и на затекших ногах стремительно одолел обратный путь. Он перелез через решетку сада, когда небо раскрасилось отблесками утра.
Августа 9 дня, начало десятого, +17 °C
«Польская кофейня» на Михайловской улице
С утра в заведении пани Бахминской пекут изумительные булочки, подают свежайшее масло с ароматным кофе тонкого помола, предложат яичницу и хрустяще поджаренный бекон. Если так завтракает каждый варшавянин, то, ей-богу, стоит записаться в поляки!
Впрочем, полноватого господина, кажется созданного для утех кулинарии, ароматы не радовали. Сидя у дальнего окна, он тревожно озирался, нервно тер очки и внимательно оглядывал каждого входящего. Кофе давно простыл, свежий номер «Нового времени» лежал нераскрытым.
Почему выбрано это кафе, Алексей Сергеевич понять не смог. Ничего особенного или таинственного в нем не было. И вообще главный редактор согласился на авантюру ради одного: редкому репортеру выпадет удача лично поучаствовать в уголовном расследовании. Тем более под руководством Ванзарова.
Сам Родион Георгиевич обещал быть поблизости. Именно эта неясность тревожила Суворина. Он загляделся в окно не заметив, откуда явилась тень. Алексей Сергеевич вздрогнул: к нему за столик подсела дама в вызывающе-черном платье и черной вуали. Даже руки затянуты черным кружевом. Видимо, пребывала она в глубоком трауре.
Господин издатель обозначил поклон, от стула зад не оторвав, и уставился в ажурную сеточку. Что делать дальше, он искренно не знал. А инструкций Ванзаров не оставил.
— Желаете кофе? — спросил Суворин, чтобы не молчать.
Дама благосклонно кивнула.
Подали венский, с густыми охтинскими сливками.
Дама лишь коснулась фарфоровой чашки перстом, повернув ушко к себе. Вуаль омывала контур лица темным омутом. Загадочным и волнующим. Алексей Сергеевич немедленно нафантазировал, что гостья вежливо улыбнулась, и заявил:
— Такие дни стоят нынче, горожане просто изнывают от усталости.
Дама молчала.
Суворин ощутил волну жара. Ему стало душно, требовался глоток хоть чего-нибудь. Чашка остывшего кофе опустела. Промокнув губы салфеткой, он натужно усмехнулся:
— Приятно рад нашему знакомству.
Незнакомка даже не шелохнулась, но издателю показалось, едва заметным кивком выразила одобрение.
— Я пригласил вас, чтобы обсудить вопрос… — начал он и вдруг нежданно для самого себя выпалил: — Так вы и есть Антон Чиж?
Пальчик в кружевах запечатал его губы знаком молчания.
— О! Прошу прощения! Я позволил себе надеяться! — излишне бравурным тоном заявил Суворин и устыдился пошлой манеры. Он сорвал очки, тут же надел и срывающимся голосом произнес: — Не скрою, ваши письма произвели на меня глубокое впечатление. Не каждый читатель рискнет вот так открыто высказывать мысли. Прямо скажу, смелые мысли. Например, пишите… — в предательски дрогнувшей руке появилась смятое письмо, — … что «христианское причастие не несет нам ничего кроме постыдного глотка церковного вина». Что оно «потеряло дух веры и не может приобщать к таинству единения с Богом». Предлагаете, отказаться от него вовсе, ибо «грядет время истинного причастия, истинной крови, когда каждый сможет быть сам себе и причастием и Богом». Поверьте, это слишком серьезное заявление. Оно, знаете ли, даже в наши либеральные времена не сможет быть напечатано никогда. Ибо посягает на такое, что… тут и до помазанника Божьего не далеко.
Дама в черном внимательно слушала, чуть склонив голову, более ничем не выражая свое мнение.
Суворина подталкивал за язык порыв храбрости или бес тщеславия, кто знает:
— Я известен как литератор, поддерживающий самые передовые взгляды, но согласиться с вами не могу! Да, не могу! Потому что считаю глубоко порочным «расейское» ницшеанство, так и выпирающее из вашей статейки. Уж не говорю о недопустимых угрозах мне, но что это значит: «Новая кровь взойдет из старой и омоет Россию очистительным причастием, несущим веру в возможности каждого и личное спасение здесь и сейчас»? Что это такое, позвольте спросить?!
Вдруг, каким-то неуловимым движением, в руке дамы возникли два конверта. Откуда взялись они, углядеть было решительно невозможно. Возникли из воздуха. И все тут!
Алексей Сергеевич запнулся и вмиг растерял обличительно-лекторский настрой.
Уголки конвертов приглашали взять их.
— Это мне? Благодарю… — кое-как выдавил издатель. Невольно он представил, что вместо конвертов оказался нож. И глазом не успел бы моргнуть, как отправился навестить Пушкина с Гоголем. Не надо ему никаких тайн, бежать, бежать без оглядки!