Камуфлет

Створка открылась, нарисовав в проеме строгий силуэт, затянутый в сюртук. Почти строевым ходом гость промаршировал в комнату, щелкнул каблуками и вытянулся по стойке «смирно»:

— Здравия желаю, господин коллежский советник!

— Добрый вечер, — миролюбиво поздоровался Родион Георгиевич. — Прикажете и в Департаменте не появляться?

— Никак нет… Я… Напротив… Я хотел…

Впервые в жизни «железный ротмистр» не мог подобрать слова. То есть они упрямо не желали слетать с уст. Все же закалка кавалериста взяла верх. Джуранский решительно выдохнул и доложил:

— Хочу принести глубокие извинения. Вел себя недостойно чести офицера и вашего помощника. Прошу меня простить.

— Да ведь все правильно делали, приказ выполняли.

— Не всякий приказ надо выполнять… как видно… — Мечислав Николаевич не умел красиво развивать мыль, но зато слова подбирал такие, что и коню понятно. — Я для себя решил, Родион Георгиевич: я с вами. Прошу принять под ваше начало… И еще. Насчет Николя Тальма: он не убийца и даже не жертва. Его задержали на вокзале. Я допросил. Оказалась, в четверг они с князем поругались до драки. Одоленский вроде бы завел нового ухажера, Рябов выследил и увидел их на даче. А этот… танцор просто сбежал в Москву. Вы были правы.

Новость вовремя! Значит, «чурка» никак не может быть балерунчиком. Во-первых. Но самое важное: позднее возвращение князя и его сорванное горло имеют простейшее объяснение — скандал с любовником. Хоть это не алиби, но что-то в этом кроется.

— Как порою забавна истина, господа! — глубокомысленно изрек Лебедев.

Вновь обретенному помощнику опальный начальник пожал руку с искренним облегчением.

Докладная записка заведующему патолого-анатомическим отделением доктору Леткорову А. Г. от санитара морга Гниляева А. Д.

Милостивый государь!

Довожу до Вашего сведения, что 8 августа, в половине десятого вечера, в вверенный мне морг прибыла группа лиц, не менее шести человек, вовсе мне неизвестных, которые учинили форменное безобразие. Отказавшись назвать, кто такие есть, они обозвали меня «сволочью» и «подлецом» без всяких на то оснований, а также выбили ударом кулака передний зуб. Господа эти потребовали выдать тело, которое с утра находилось на публичном опознании, на что я отказался ввиду неимения от Вас никаких распоряжений. Тогда по виду старший из них заявил, что вступит со мною в половую связь и сделает оное с моей матерью и всеми родственниками, фигурально выражаясь. Видя такое насилие над моей личностью, я вынужден был уступить. Господа положили тело в мешок и увезли в неизвестном направлении, а в мое лицо ткнули кулаком, потребовав, чтобы я держал язык за зубами.

В связи с вышеперечисленным ходатайствую о предоставлении мне выходного дня и пяти рублей на поправку нанесенного ущерба.

Подпись: Гниляев.

Августа 8 дня, начало одиннадцатого, +18 °C Ювелирная мастерская Кортмана, Невский проспект, 32

Когда Эдуард Иванович наконец понял, что это не ограбление, за полицией бежать не надо, а напротив, она пришла сама, все семейство высыпало на порог в ночных сорочках и со свечками. Огоньки на фитильках прыгали, трое сыновей и супруга дрожали то ли от холода, то ли от вида «железного ротмистра» с наганом, требовавшего пуститься в лавку… И немедленно! К несчастью, ювелир проживал над мастерской.

Все еще трясущимися пальцами господин Кортман застегивал сюртук.

У витрины встревоженного ювелира поджидали еще двое господ.

— Профу простить за внезапный визит,… — Родион Георгиевич извлек самую светскую интонацию, на какую сегодня был способен, — …но дело больно срочное.

— Извольте, я к услугам. — Эдуард Иванович говорил с легким тевтонским акцентом, впрочем, чисто.

Свет в мастерской зажегся в неурочный час.

— Нас интересует вефица, которую вам заказали, думаю, с месяц тому…

— Да-да, конечно. Что именно?