— Поздно бояться, полковник. Вам доверили строжайшую государственную тайну, от вас требовалось только одно: хранить ее. И что же? Провалили поручение. За такое и погон можно лишиться, не так ли?
— Виноват, ваше высокопревосходительство…
— Что намерены делать?
— Надо привлечь все силы, жандармский корпус и…
— Хватит, Иван Алексеевич, дурачка валять. Проворонили, а расхлебывать ему… — палец генерала вознесся в направлении Его парадного портрета.
— Никак нет…
— Полковник, да вы в своем уме?!
— Прошу дозволения изложить план.
Фредерикс брезгливо поморщился, но уделил минуту, в которую Иван Алексеевич и уложился. План в самом деле казался разумным. Как ни досадно было Владимиру Борисовичу выпускать прохвоста из когтей, но опасность была слишком велика. А тут явился лучик надежды.
— Кого намерены привлечь? — спросил министр особо холодным тоном, чтобы не возникло иллюзии о снисхождении: кара лишь откладывается.
— Коллежского советника Ванзарова.
— Кажется, из сыскной полиции?
— Так точно, помощник начальника сыскной полиции Филиппова. Хороший специалист, не замечен в интригах, честолюбив, но без связей, продвигается по службе благодаря личным качествам.
— Похвально, — с легкой иронией произнес барон. — Справится?
— У него нет незакрытых дел…
— Действуйте. У вас трое суток, — и генерал обратился к бумагам, что означало «прием окончен».
Вернувшись в гулкий коридор дворца, полковник Ягужинский огляделся и лихо оттопал пару тактов бравурного марша. Поведение, однако, удивительное.
Августа 6 дня, года 1905, в тот же час, жарко
1-й Выборгский участок 4-го отделения С.-Петербургской столичной полиции, Тихвинская улица, 12
К удивлению, пахло пристойно. Тайна благовония открылась просто: Лебедев раскурил свою ядовитую сигарку и одна вонь пожрала другую. Сам Аполлон Григорьевич, скрестив руки, мурлыкал мотивчик, с гордостью разглядывая шов вскрытия, рассекавший тело. Иных причин для веселья не наблюдалось.
Место предварительного хранения жертв, по большей части пьянок и народного разгула, отличалось откровенной убогостью. Пол зиял цементными дырами более, чем кафельными шашечками, углы поросли плесенью, а вместо положенного анатомического стола с мраморной крышкой торчал верстак.
Ванзаров приблизился:
— Могу ли знать, что за срочность?
— Как вам «чурка»? — Лебедев выпустил ствол дыма. — Шедевр, да!
— К делу, профу вас.
— К телу так к телу, да… — Сигарка была безжалостно затушена. — Мужчина не старше двадцати лет, хорошего сложения, прекрасно развит физически. Видимо, занимался танцами или балетом, судя по остаткам икроножных мышц. Кожа чистая, холеная, содержалась в гигиене. Явно не из рабочих или крестьян. Смерть наступила не меньше тридцати часов назад, то есть в ночь с четверга на пятницу, от полуночи до двух часов. Незадолго перед кончиной выпил вина, обильно поужинал. Тело положили в сундук после наступления трупного окоченения. Второстепенные детали смерти установить невозможно по причине отсутствия рук, ног, пальцев, ногтей, волос и головы.
— А первостепенные и так видны. — Разглядывая обрубки, Родион Георгиевич засунул руки в карманы сюртука. — Так зачем я вам понадобился?
— Не спешите, коллега. Как, полагаете, ему отсекли голову?
— Ну, уж не хирургическим ланцетом…
Лебедев хмыкнул:
— Еще варианты? Шашка? Топор?
— Аполлон Григорьевич!
— Ладно-ладно. Так вот, голову и все остальное не отрубили…
— Да что вы! Неужели откусили?!
— Оторвали.
— Простите?
— Говорю, с корнем вырвали! — как глухому, крикнул Лебедев.
— Так его четвертовали? Рвали на дыбе?
— Исключено. Кожа имела бы совсем иной характер повреждений. Можно бы свалить на зубы крупного зверя, типа льва или тигра, но вот следы термических ожогов мешают.
— Тогда что же?
— Пока рано делать выводы. В любом случае не расчленение стало причиной смерти.
— Уверены?
— Как в себе. Смерть наступила в результате того, что голосовая щель и гортань забились вот этим… — Аполлон Григорьевич предъявил лабораторное стеклышко с капелькой желтоватого вещества. От комочка шел резкий мускусный запах.
Настроив остроту походного микроскопчика, Лебедев пригласил взглянуть.
В увеличительном стекле виднелись зернышки с хвостиками.
— Позвольте, так ведь это… — запнулся коллежский советник.
— Сперма, да, — подтвердил криминалист.
Родион Георгиевич все же переспросил. Но эксперт привел неоспоримое доказательство: в дыхательных путях обнаружены сгустки семени.
— Как возможна такая смерть? — все же спросил Ванзаров.
— Как от любого чужеродного предмета в горле: задохнулся. Видимо, его держали за руки и за ноги, но в отсутствие конечностей это подтвердить невозможно. Скорее всего, юноша был оглушен, и уже в бессознательном состоянии над ним надругались. Но в отсутствие головы можно лишь предполагать. Обязан заметить: в прямой кишке семени нет вовсе…