Родион Георгиевич постарался не разочаровать.
Владимир Борисович выслушал историю о фантастическом обществе и плане захвата огромного состояния вполне благосклонно, лишь уточнив:
— Каким образом Берс узнал совершенно секретные сведения?
— Вероятно, князь Одоленский разболтал. Остальное Берс домыслил сам. Он, видите ли, писал уголовный романчик под названием «Камуфлет» и описывал там все, что соверфал. Печатал свое произведение на старой пифуфей мафинке, хранящейея на даче. Как и письма, полученные вами. Вот образец фрифта. — Коллежский советник передал лист.
Фредерикс глянул и сразу спрятал в объемную папку.
— Угрозы Берса — карточный блеф, если угодно камуфлет, — продолжил Ванзаров. — Цели его ограничивались примитивной кражей наследства. Завефания хранятся в конторе стряпчего Выгодского. Их можно изъять и признать незаконными.
— Сведения точные?
— Безусловно. Это подтверждает не только логика, но и бумаги из портфеля Берса. Возможно, на даче остались какие-то черновики.
— Мне сказали, что Берс погиб?
— Да, печальное дорожное происфествие. Чистая случайность.
Редко бывает, чтобы государственный муж испытал столь странную гамму чувств: облечение и глубочайшую растерянность. Все тревоги и волнения последних дней, опасность государственному строю оказались обманом. И он не смог разглядеть такого пустяка! А вот этот чиновник сыскной полиции докопался каким-то образом до самых секретнейших глубин. Можно ли ему доверять?
— Я не знаком с содержанием писем, которые вы имели несчастье получить. Со слов Ягужинского знаю лифь о требовании выплатить изрядную сумму под угрозой предания гласности важного секрета. Готов заверить: опасения закончились.
Барон невольно подумал, что коллежский советник умеет потаенные мысли читать, а вслух сказал:
— Надеюсь, вы понимаете, что сведения, какими обладаете теперь, имеют гриф особой секретности?
— Конефно, — с поклоном ответил Ванзаров.
Фредериксу всегда нравились понятливые и дельные чиновники. Тем более, в империи их по пальцам сосчитаешь. А этот не выслуживается и не раболепствует, знает свою силу. Человек с достоинством. Даже легкий дефект в речи вполне мил. Такими людьми разумно дорожить…
— А где сейчас юноша… племянник Одоленского?
— Его расчлененное тело находится в морге Императорской медико-хиругической академии.
— Достоверно?
— С точностью криминалистической экспертизы. Господином Лебедевым была проведена сверка с трупа с фотографией.
— Может быть, знаете, откуда… Ленский появился в Петербурге?
— Берс вывел его из клиники дуфевнобольных на Черной речке, в которой юнофа содержался под надзором.
Что и говорить, способности у этого чиновника прямо-таки сверхъестественные. Решено, следует взять под личное покровительство.
— Господин Ванзаров, сделано нужное дело! — сообщил барон таким тоном, каким посвящают в рыцари. — И заслужили награду. Завтра будете представлены государыне императрице, а затем мы подумаем, как найти вам лучшее применение.
Родион Георгиевич опять поклонился без тени раболепства:
— Благодарю, вафе высокопревосходительство. Я доволен своим положением. А в качестве награды позвольте просить об одном…
— Извольте.
— Мне нужно попасть в особую картотеку министерства.
— Любопытство замучило? — ласково спросил Фредерикс.
— Остались мелкие детали, которые требуют уточнения. Иной возможности нет.
— Когда желаете?
— Немедленно.
Пристально, ох как пристально посмотрел барон Фредерикс в глаза проворного чиновника, словно взвешивая, насколько можно доверять ему на самом деле. Наконец принял решение, крутанул ручку вызова станции и попросил барышню соединить с директором Департамента полиции.
Августа 9 дня, ближе к десяти вечера, приятная прохлада
Министерство внутренних дел, Набережная реки Фонтанки, 57
Гарин самолично встретил у дверей кабинета и выказал излишние знаки внимания, переходящие в холуйство. Все-таки, коллежский советник был его подчиненным, а не наоборот. Хватило одного телефонирования, чтобы чиновники поменялись ступеньками служебной лестницы. Вернее, Николай Павлович сам приложил усилия, чтобы на всякий случай спуститься ниже. Даже согнулся, провожая нового любимчика власти к заветной портьере.
За ней скрывалась гладкая, без ручки, дверь, оклеенная обоями в цвет стен. Ключ, хранившийся в кармане директора Департамента, вошел в замочную скважину и повернулся три раза.
Открылась крохотная комнатка, и не каморка, а чулан даже. Без окон, всегда темная и затхлая. Из мебели — шкафы-картотеки, рабочий столик с лампой и скрипучий стул. Ни сейфа, ни тайника. Николай Павлович предложил чувствовать себя как дома, сам же целомудренно удалился.