Камышовые странники

Егор всегда мечтал побывать на том краю, там, где отец с братом Николаем зимой на кабанов охотятся. А теперь, когда он увидел тот край пустыни, возникло желание тотчас отправиться в путь-дорогу.

Казалось, добраться до Каменных бугров ничего не стоит. Коль видно, значит, не так уж и далеко. В этом Егор убеждался не раз. Вот Жуланды-узек, куда он ходит ловить сазанов, - это действительно даль. Такая даль, что ой-ой-ой! Идешь-идешь по тропе камышами, идешь-идешь, а конца края ей нет. Да еще при этом две воды - два брода на пути. Жуланды-узек так далеко, что его не увидишь даже с гребня Лысого бархана, а ведь это самое высокое место на всем Карагиле. А вот край - вот он, как говорят, рукой подать.

Однажды Егор не выдержал и, никому ничего не сказав, пустился в глубь песков. Он решил идти до тех пор, пока не окажется на том краю.

Хотя Егору и казались близкими Каменные бугры, все же в дорогу он собрался как положено: в узелок завернул пышку, испеченную на свежем рыбьем жиру, а к поясу прицепил отцовскую фляжку с водой. Это когда идешь с удочками на Жуланды-узек, тогда можно ничего не брать, разве сухарик прихватить. На рыбалке главное - спички, еда же в узеке плавает. А пески - совсем другое дело. Егор знал правило: собираешься в Муюнкумы на день - водой и едой запасайся на два, а то и на три дня. Во всяком случае, родители и братья всегда так делали. Поэтому он и взял с собой полную фляжку воды и пышку. Так серьезно он никогда никуда не собирался.

...Весело идти по пустыне в мае. "Тюр-ли-ли! Тюр-ли-ли!" - поют жаворонки. Птичек не видно, они где-то высоко, в пучине темно-синей. В трель переливчатую вплетается звонкое и упругое: "бип! Бип!" Песчанки голос подают. Их тоже не очень-то разглядишь среди желтых холмиков песка.

Вот и получается, вроде бы и ничего не видно, а разноголосье со всех сторон - словно небо и земля поют.

А по скатам барханов зеленые мазки трав. Упругие дужки песчаной осочки своими острыми кончиками чертят на песке круги и полукружья. С ними соревнуется эримурус, растение с мягкими плоскими листьями, покрытыми голубоватым налетом. Эримурус тоже вычерчивает дуги, только в несколько раз большие, чем это получается у песчаной осочки.

И цветы кругом, много цветов!

Тут бледно-голубые, хрустальные лепестки касатика, а там - тюльпаны желтые и оранжевые. Есть и пунцовые. Раскачиваясь, тюльпаны как бы вспыхивают и угасают, отчего и кажутся горящими свечечками, которые пытается задуть полуденный ветерок. И черепахи на каждом шагу. Жуют себе сочные стебельки или долбят тяжелыми лапами плотный песок. Странно: ведь не так давно из нор повыползли и снова уж землю роют. Непонятные хлопоты черепашьи!

А вот на одинокой саксаулине, на тонюсенькой веточке раскачивается агама, безобразная на вид ящерка. Чего ради она раскачивается? Возможно, просто бездельничает, а может, в этом тоже есть какой-то смысл, как и в том, что он, Егор, шагает по барханам.

Если не присматриваться, то пески могут показаться пустыми. Но стоит задержаться возле какой-нибудь саксаулины или жузгунины, как тут же и увидишь что-либо необычное. Но лучше не останавливаться. А то разве доберешься до того края?

Взобравшись на высокий Лысый бархан, Егор посмотрел в сторону Карагил-узека. Он увидел хату, окруженную темно-зелеными камышами, оставленную без надзора, и на хате (на плоской крыше) даже разглядел Анчутку, черной козявкой маячащего, - своего заклятого врага, вредного настырного козла. Не Анчутка - антихрист настоящее ему имя! Он ведь нарочно всякий раз забирается на крышу. Вот и теперь залез и ждет, чтобы его оттуда прогнали. А прогонять и некому. Тут Егор еще вспомнил наказы родителей, уехавших с братьями на дальний Жуланды-узек, проверять сетки и вентери. В груди сладко защемило, как это случалось, когда до слез кого-то жалко станет.

Пожалел Анчутку, но пошел дальше. Синие горбы, выступающие над горизонтом, манят его. А что там, за ближайшей барханной грядой? И, сам того не замечая, мальчик прибавляет шаг.

Велико желание человека заглянуть за горизонт, покорить высоту, пусть и небольшую. Оно, это желание, сидит в каждом из нас, порой мы об этом и не подозреваем. Наверное, и открытий не было бы, да может, и мир остановился, не будь у людей желания одолеть пространство, не будь стремления к далям, горизонтам и высотам.

Егор все дальше уходил от берегов Карагил-узека. Он шел бодро, только раз, ближе к вечеру, остановился, чтобы съесть пышку и отдохнуть. Он тогда даже прилег на песок, как обычно делал, играя весной на каком-нибудь поречном бархане.

Разглядывая вишневые скорлупки луковичек и погрызенный стебелек тюльпана (объедки какого-то зверька), Егор задумался: что же делать? Солнце уже низко над барханами, а синие горбы все так же далеко. Это озадачило Егора. Он ведь знает другое: ко всякому, даже к самому дальнему бархану можно за полдня дойти. А он почти день идет. Вроде бы и рядом те Каменные бугры, а все не приближаются.