Камышовые странники

Еще Егору нравилась буква "К", повторяющаяся в одном из слов. Как-то он спросил у матери: "Что это такое?"

Занятая латанием одежды, она взглянула на буквы, по которым мальчик водил пальцем, и сказала: "Кавкас". Так Егору послышалось. Хотя, конечно, было напечатано "Кавказ".

"Кавкас" теперь закрыт стеблями трав, свисающими по земляным стенам. Они попротыкали газеты и растут не вверх, а вниз, повинуясь закону тяготения. Лишь концы их загибаются кверху.

В жилище мало света, поэтому стебли почти без листьев. Одно название что трава. Длинные стебли, напоминающие червей, с каждым днем становятся все длиннее. Бледно-зеленые пучки совершенно закрыли "Кавкас". А сами газетные полосы пожелтели, высохли, вздулись и стали похожи на коржи, из которых мать готовила вкусную лапшу. Но это было так давно!

Егор взял деревянную ложку с обкусанными краями и почернелым изображением цветка, когда-то яркого, как подсолнух. Направился за печку, где стоял казан* с баландой. Став на колени, принялся черпать ложкой.

Нынче баландой с пренебрежением называют плохо приготовленное первое. А в трудные времена баланда - мука, замешанная на воде, - спасала людей от голодной смерти.

Но Егору не удалось как следует поесть. Притащились кутята. Повизгивая от радости, они взбираются передними лапами на край казана, лижут Егору лицо, вышибают из рук ложку. "Они совсем не голодны, у них ведь тоже есть хлебово, целое корыто, - думает Егор. - Еще братка Володя наливал. Им просто хочется резвиться и шалить". Рассердившись, Егор бьет их ложкой в бугристые лбы. Но слабые удары лишь раззадоривают шалунов.

Вдруг Егору показалось, что кто-то в оконце заглянул. Бросив ложку, он быстро карабкается по глинобитным ступеням. Верно, мать с отцом. Или братка Володя... Сердце мальчика замирает от радости. Но на дворе никого нет, пустые барханы кругом. Егор, однако, не пожалел, что вышел на улицу. Вчера выл ветер, с неба валились комья снега. Но теперь солнце, теплынь. Ручейки талой воды на склоне бархана тут и там вымывают петлистые излучины с бочажками и перекатами - что тебе узеки.

Неделю назад на одном из таких ручейков братка Володя поставил деревянное колесико и сказал, что это водяная мельница. Колесико крутилось то быстро, то медленно, и мокрые лопаточки его запускали в глаза крошечных зайчиков.

Теперь нет братки Володи. Может, на него волки напали, коль так давно нет. Егор захныкал было, но потом передумал плакать и направился в низину, в межбарханье, где рос камыш. Теплый ветер раскачивал тростинки, и обледенелые метелки ударялись и чуть слышно тренькали. Егор еще не знал, что это метелки, и называл их "талаки". Он любил придумывать названия. Мальчик жил в пустыне, играл в одиночестве и слов ему не хватало. Вот и придумывал. Надо же назвать словом то, что видишь каждый день.

Нагнув тростинки, он попытался отломить "талаки". Но почему-то ничего не получилось. И тогда он стал бегать по проталинам. И до чего же было приятно ощущать под ногами упругий мокрый и холодный песок, от которого немели подошвы! Набегавшись вволю, мальчик стал рассматривать отпечатки собственных ног.

Следы рассматривал также, принюхиваясь, хищный зверь. Это был волк тот самый, что заглядывал в землянку.

Стоял конец февраля, и песчанки, к великому горю волка, спали в своих тщательно заделанных норах. А зайцы-толаи ему теперь не под силу: он уже слишком стар, чтобы гоняться за долгоухими.

Неподалеку от его логова - овечья отара. Но - видит око, да зуб неймет! - овец очень бдительно охраняют чабан и собаки. Стоит овчарке в своем "секрете" зарычать, как тут же выходит старик с ружьем. Это, конечно, Кожемурат. Поэтому терзаемый голодом зверь был вынужден рыскать вокруг зимовья. Охотника-кабанятника ведь хищники не интересуют. Правда, тут тоже следует быть начеку. Охотничьи псы люты. Свернувшись клубками у трубы, они спят чутко, готовые в любой момент сорваться в погоню. Псы покорны человеку, они равнодушно смотрят на коз и овец. Но как они ненавидят своего дикого сородича!

Волку иногда снилось, будто собаки учуяли его и продираются к нему сквозь упругие и жесткие прутья жузгуна. Или как овчарки гонятся за ним по бархану. Волку всегда снилось что-нибудь такое, и при этом у него вставала дыбом шерсть на загривке. Он вскакивал и водил носом: не изменилось ли направление ветра? Хуже всего, если ветер подует с бархана на зимовье...

Но вот уже много дней вокруг землянки безлюдно, как и в глубине Муюнкума. Собак нигде не видно. Хищник осмелел, спустился в межбарханье и стал метить кустики. Затем и углы человеческого жилья. Меж тем он высматривал, где какие мослы лежат. Волк отощал и теперь не прочь поглодать и мослы.

Измученный голодом, зверь боязливо, но нагло преследовал маленького человечка, в руках которого не было черной блестящей палки, рыгающей огнем и причинившей ему однажды страшную боль...

Заметив волка, Егор остановился и принялся подзывать:

- Султан! Султан!