Камышовый кот Иван Иванович

Потому-то и желали многие из них, особенно хозяйки, заполучить котика, хотя бы в главных чертах схожего с Иваном Ивановичем. И способ, как этого добиться, многим виделся простой, да и естественный. Думаю, вы догадались… Ловить камышовых котят в плавнях — дело трудоёмкое, мало успешное, да и небезопасное. Так что сам собой напрашивался другой путь: получить от Ивана Ивановича потомство. Да, котят!

И вот по весне, — а то была уже вторая весна жизни одомашненного дикого кота под брянцевским кровом, — по весне к Тасе стали одна за другой наведываться односельчанки и жительницы окрестных селений с корзиночками и кошолками. В этих корзиночках они приносили своих Мурок, Мусек, Машек и Дашек, но также и Виолетт, и даже Клотильд. Одна из принесённых кошек звалась Афродитой (впрочем, все предпочитали звать её Фроськой). И никому не известно, какое уменьшительное имя было у пушистого создания, наречённого Травиатой!..

Такого грандиозного конкурса кошачьих невест наши края ещё никогда не видали!

Но все усилия хозяек этих красавиц оказались тщетными. Не суждено было сбыться их мечтам о том, чтобы завести у себя в доме верного, прыгучего, бесстрашного и чистоплотного защитника домашней живности, такого Барсика или Рыжика, который унаследовал бы лучшие качества брянцевского камышового богатыря… Ни одна из великого множества предложенных Ивану Ивановичу невест не зажгла его сердце.

Он, надо отдать ему должное, не отшвыривал приносимых в дом Басек, Анджел и Пушинок. Он вёл себя, как джентльмен, по-рыцарски, казалось, понимая, что его хозяева ведут себя согласно неписанному уставу деревенской жизни и должны принимать у себя в гостях столь внушительное количество этих женщин — двуногих и четвероногих… Царственно-вежливо (кое-кому казалось, что даже с поклоном) он взглядывал на каждую извлекаемую из корзинки красотку. А к некоторым приближался и порой одобрительно мурчал. Кое-кого даже лизал в нос. Но — и всё. И удалялся, слыша за спиной сокрушённые вздохи двуногих представительниц женского пола и обиженное мяуканье их пушистых любимиц.

Правда, некоторые киски, едва увидев своего предполагаемого жениха, с жалобным писком шарахались прочь и убегали. Видимо, принимая Ивана Ивановича за совершенно дикого, не прирученного кота, от которого ничего хорошего ждать нельзя. И всё же чаще всего эти зеленоглазые гостьи сразу же начинали кокетливо льнуть и ластиться к нему. Но — напрасно! Не помогали ни уговоры, ни увещевания, равно как и обильное угощение, приносимое владелицами кошек в качестве приданого. Оно оставалось невостребованным. Холоден оставался камышовый кот к домашним кошкам…

Причём холоден даже в ту вешнюю пору года, когда кошачья чувственность (впрочем, как и человечья) у всех молодых особей берёт верх над всеми прочими чувствами, желаниями и доводами рассудка. Не зря же существует понятие «мартовский кот»… Больше всего женщин Старого Бора, соседних Гориц и Замошья, ближних Демешкина и Заклинья, дальних Жидилова Бора и Полей, а также приезжих горожанок из райцентра Каменки и аж из самого Талабска возмущало нежелание брянцевского кота проявить в деле инстинкт продолжателя рода именно в те весенние недели, когда все домашние коты взбираются на крыши.

— Этому-то и бегать никуда не надо, на блюдечке ему таких красавиц подносят — а ему всё ничто, ровно и не кот, а лягуха какая! А ведь не холощёный… Ишь, цаца какая! — И почти каждая из них сопровождала своё женское возмущение столь острыми выражениями, что я не решаюсь их здесь воспроизвести…

Не обошлось на том конкурсе кошачьей красоты и без совершенно анекдотических случаев. Однажды пожаловала к Брянцевым старушка из очень дальнего села Кудеверь. Её корзина была большой, заплечной: в таких носят скошенную траву или яблоки. Охая и проклиная дальнюю и ухабистую дорогу, поминутно извиняясь перед хозяйкой, что заявилась без предварительной договорённости, эта бабка бухнула корзину на пол — и тут выяснилось, что столь объёмная тара для переноски её кошки была выбрана не случайно. «Моя кошечка-то хоть и молодая, да здоровунная, поводе другого кота!» И впрямь, извлечённое из корзины пушисто-хвостатое и усатое существо оказалось очень крупных статей. Без всякого стеснения это существо сразу же кинулось к миске на полу, наполненной доверху вкуснейшим печёночным паштетом, и урча от удовольствия, слопало всё содержимое миски. Паштет же этот был принесён владелицей кошки, только что «не прошедшей по конкурсу». Эта женщина ещё не ушла, она была давней знакомой Таси, и они обе, давно не видевшие друг дружку, оживлённо болтали за столом, попивая чай. Тася пригласила присесть к столу и старушку из Кудевери.

— Не, ронная[1] моя, благодарствую, лучше опосля. Как ваш котик своё мужско дело сделает — вот тады и чайку можно. А иде ж красавец-то ваш хвалёный, не вижу, а? Я ить на глазы-то слабая, без очков ничо не вижу, а куды их сунула, не помню…