Канал имени Москвы. Университет

Подобный же тоннель – и станция «Воробьёвы горы» – находился недалеко от Университета, Нил узнал его сразу. Двинулся вперёд. Почти достиг поворота. И вдруг решил загасить фонарь. Наверное, та самая интуиция, о которой он рассказывал Хайтеку. Замер. Свечение сделалось гораздо интенсивнее. Не светло, конечно, но ещё пару шагов вперёд, и о фонаре можно забыть. Как будто яркая лунная ночь; очертания предметов и стены сделались различимыми, даже по рельсам пробежался тусклый серебристый отблеск. Ещё пара шагов, Нил достиг поворота. Это было там, свечение словно реагировало на его приближение. Впереди находилась подземная станция метро. Пустынный мрачный зал, холодный мрамор и слабый серебристый свет.

«Театральная», – прочитал Нил название станции. Прямо над ним на поверхности земли было одно из самых опасных мест в Москве. Петропавел запретил гидам без крайней надобности даже появляться здесь. В разрушенном здании ЦУМа находилось логово хищной желеобразной субстанции, которая, подобно сиренам, очаровывала, притягивала и пожирала своих жертв. А Большой театр давно облюбовали некрупные кровососущие твари, которых гиды Университета окрестили «химерами». Вряд ли они умели летать, как птицы, скорее планировали на крыльчатых перепонках между их лапами, но нападали всегда стаей. Однако подлинной угрозой являлись всё-таки не химеры, а скульптурная композиция на фронтоне Большого театра, бог Аполлон, покровитель искусств, в упряжке из четырёх взмыленных коней. Нил-Сонов не особо доверял историям про оживающие статуи, пока не убедился в этом сам. И до сих пор помнит ощущение ужаса, которому невозможно было противостоять, когда возница повернул к ним голову и двинул на них свою колесницу, и как стали меняться морды коней, словно в глубине металла, из которого они были сделаны, таилось что-то хищное и живое. Тогда Нила с группой спасло только бегство. А как-то раз, правда давно, в такую же Чёрную весну, Аполлон со своей упряжкой подобрался почти вплотную к Университету. Возницу заметили в полночь на Метромосту, на крыше станции «Воробьёвы горы», и грозный, словно подземный, лиловый свет исходил от ореола вокруг фигуры солнечного бога.

Никому бы из людей не взбрело в голову спуститься на эту станцию с поверхности. Но то, что Нил-Сонов видел перед собой, указывало на давнишнее присутствие человека, весьма активного, хитроумного и, как теперь выяснилось, крайне опасного. Это была дрезина. Стоявшая на рельсах для подвижного состава механическая дрезина, которую приводило в ход маятниковое движение длинной рукояти. И серебристое свечение исходило оттуда. Точнее…

– А вот и лодка, – тяжело усмехнулся Нил.

К дрезине с левого боку, чтобы не мешать ходу рукояти, крепилась байдарка, как две капли воды похожая на лодку самого Нил-Сонова, даже знак Рыбы на борту был столь же искусно подтёрт.

– Вот как всё просто решилось.

Нил хмуро посветил на обвалившуюся во многих местах схему метро, нашёл нужную ветку, хотя он знал её наизусть, прочитал: «Театральная», следующие «Тверская», «Маяковская»… и «Речной вокзал». Всего девять станций. Даже на механической дрезине не больше часа. Вот как просто и хитроумно была решена, казалось бы, нерешаемая задача: пересечь всю невероятно опасную Москву по прямой меньше чем за час. Речной вокзал, Химкинское водохранилище, оттуда до Пирогово уже рукой подать. Ни одна другая ветка метро не дала бы подобного результата. Многодневное круговое путешествие по воде от Перервинской плотины до Пирогово и обратно, полное угроз канала, укладывалось в несколько часов.

«А уж в световой-то день и подавно», – почему-то подумал Нил.