— Ты, старик, не ссы, — покровительственно похлопывая по плечу Полещука говорил Сажин. — Мы уже успели все разведать, плохого не посоветуем.
— Витя, Аллах с тобой, я — что — первый день „замужем“? Хоть и недолго, но в Египте пожил, в кабаках, правда, не был. Но… Ты на меня посмотри: смуглый, черноволосый, усатый… В арабской галабийе меня ни один особист не вычислит.
— Ага, — вмешался в разговор Лякин, — но в такой одежке тебя в нормальный найт-клаб не пустят…
— Пацаны, может, махнем попозже в „Аризону“, — предложил Блоцкий. — Ты как, Щука? Или поближе, в „Мэриленд“, а? Там в десять программа начинается.
— Поехали, поехали! — обрадовался Лешка Агарышев, весь вечер пребывавший в подавленном настроении из-за недавно перенесенной бомбежки. — Надо развлечься, а то… — Он не договорил, но все поняли, почему Леху тянет на ночные приключения.
— Не, ребята, я — пас, — ответил Полещук. — Мафишь фулюс
Выяснилось, что денег на ночной клуб не хватает у всех. Допив мерзкую „Спирто-Колу“, отправились спать…
Половину пятницы, мусульманского выходного дня, провели в бассейне спортивного клуба Гелиополиса, месте давно уже облюбованном переводчиками, не жалеющими денег на входной билет и пару бутылок пива. Отмокали в голубой воде, цедили „Стеллу“ под зонтиками, трепались, разглядывали женщин-европеек. Египтянок там не было, и быть не могло. Шариат!
Полещуку, однако, повезло. Споткнувшись об шезлонг, на котором дремала симпатичная девушка, он чертыхнулся, и тут же извинился: „Sorry, miss!“
— Как там Джеки? — спросил Полещук. — Еще не вытрясла из Онассиса его миллионы?
— Еще нет, — засмеялась Тэта. — Но Аристотель уже в трансе: расходы на американскую жену неимоверные. Говорят, что спорят они ужасно. Ах, какое нам дело до их миллионов…
Тэта, в отличие от других европеек, как правило, сторонившихся русских, болтала с Полещуком так, как будто знала его сто лет.
— Александер, — щебетала она, — ты первый русский парень, с которым я познакомилась… Сначала подумала, что ты египтянин. Мне так удивительно.
А Полещук смущался. Он смущался от того, что за каждым его движением наблюдали друзья-коллеги, наверняка грубовато, по казарменному, комментирующие этот флирт; он смущался откровенных взглядов Тэты на его грудь, поросшую волосами, и ее прямолинейных высказываний: „Александер, волосы на теле — это так сексуально…“ Гречанка была безумно хороша с ее безупречной фигурой, и сводящими с ума темно-карими глазами на чуть загорелом (или таком от природы) лице. Полещук смотрел на Тэту влюбленными глазами, балдея от ее прелестного тела, едва прикрытого купальником „бикини“; он смотрел на ее красиво очерченные губы, каштановые, собранные в пучок, волосы, грудь и его пронизывало желание. Полещук понимал, что неприлично так откровенно рассматривать девушку, тем более иностранку, но ничего не мог с собой поделать.
— Щука! Тащи ее к нам, — кричали приятели Полещука. — Пивом угостим и еще кое-чем. У нас этого добра много! Давай, Щука, поделись своей радостью с друзьями! — Переводчики ржали и призывно махали руками.
— What does it mean Schuka?
— Рыба есть такая, вроде барракуды, — попытался объяснить Полещук, не зная английского эквивалента „щуки“. — Фамилия у меня похожая, потому и кличут так. — Он повернулся к компании переводяг и погрозил ребятам кулаком, не мешайте, мол, общаться с девушкой.
Тэта сегодня улетала в Афины, поэтому продолжить знакомство в другом месте, на что Полещук надеялся и прямо сказал об этом девушке, не получалось. До вылета ей оставалось всего несколько часов. Но скрыть так быстро появившееся чувство к русскому юноше она даже не пыталась, откровенно признавшись, что хотела бы еще не раз с ним встретиться. На робкую фразу Полещука насчет любви с первого взгляда Тэта прореагировала внимательным взглядом своих черных, греческих очей, но ничего не ответила. Полещук опять смутился и замолчал. Он все понял. Этот взгляд сказал ему о многом: Тэта, похоже, к нему не равнодушна, но сиюминутный вариант переспать, ее отнюдь не устраивает…