Каналья или похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе

В силу всех этих причин, иначе говоря — волею судьбы, Силибистро и Пупи росли под одним кровом, как брат с сестрой, и с детства привязались друг к другу.

Повзрослев и возмужав, Силибистро не пожелал крестьянствовать на земле и в поисках счастья отправился в Батуми.

Тем временем Джвебе призвал в Самтредию брата с невесткой: он был тяжело болен, а посему свою единственную дочь Пупи, а также махонький духан на Хонской дороге вручил попечению своего брата Хуху Чичия, а душу — Господу.

Хуху с первых же шагов понял, что не управляется с духаном. Он вызвал из Батуми Силибистро и сказал:

— Сын мой! Лучше быть хозяином в собственной халупе, чем прислужи­вать в чужом дворце. С одним только грузинским языком нынче далеко не уйдешь. В Батуми просвещенных людей, как собак нерезаных, они не дадут тебе ходу, а потому мой совет — обзаведись семьей! Счастье ждет тебя дома, и не отталкивай его! Пупи и собой хороша, и порядочная, и хозяйственная. А этот обустроенный дом и плодоносный сад тоже чего-нибудь да стоят. Что скажешь на это, сынок?

Что мог сказать Силибистро Квачантирадзе? Он раскрыл объятия посту­чавшемуся в двери счастью, одарил Пупи своей славной фамилией и поселился в обжитом родовом гнезде.

Сказ о получении ашордиевского дворянства

Покосившийся дощатый домишко стоял на Хонской дороге. К дому приле­гала десятина земли, почему-то называемая садом. В "саду" росло с дюжину хилых деревьев и курчавились грядки с зеленью.

В нижнем этаже дома помещался духан-харчевня для проезжих, где всегда можно было спросить купаты, сулугуни, харчо, яйца, фрукты и вино-аладастури из Свири и Сачино. Во дворе водилась живность и птица: десяток кур, утки, гуси, две козы, несколько поросят и верная дворовая собака.

В темной комнате при духане — четыре тахты, устланные ветхим тряпьем. Старый дом давно подумывал рухнуть, но поскольку стоял на оживленной дороге, постояльцев хватало.

Семья жила в трех комнатах на верхнем этаже, почти пустых, но чистых и веселых.

Постепенно Силибистро обзавелся посудой, ножами и вилками, кое-какой мебелью и даже занавесками.

Хуху и Нотио распродали барахлишко в Бандзе и внесли свою лепту в общее обзаведение. Все четверо были люди приветливые, умелые в общении, поэтому "постоялый двор" ценился постояльцами, коих, кроме разбавленного вина, сухого сулугуни и засиженных мухами купатов, щедро потчевали льсти­выми улыбками, свежими — с пылу, с жару сплетнями, заискивающе-вежливой беседой, тысячами извинений и бесконечными обещаниями в следующий раз встретить гостя лучше — так, как тот того заслуживает...

Силибистро с Пупи, разумеется, не снисходили до каждого прохожего на Хонской дороге, но дворян, купцов и вообще чистых клиентов не про­пускали.

Таков был семейный уклад Силибистро Квачантирадзе, когда родился Квачи.

Квачи рос на удивление быстро. Другие дети примерно в год начинают ходить и говорить. Квачико же не было и шести месяцев, когда он впервые пролепетал:

— Баба... мама... деда...

А на ноги он встал и того раньше.

По этому поводу Нотио не без оснований заметила:

— Поверьте мне, ежели дитя растет не по дням, а по часам, значит, из него вырастет славный и большой человек...

Разумеется, ей охотно поверили и с еще большим тщанием принялись холить и баловать маленького Квачи.

После рождения сына Силибистро стал основательнее хозяйствовать в доме, не гоняясь по городу за каждым двугривенным.

Но тайная мечта и зыбкая надежда точила душу и сердце духанщика. Временами она буквально истязала его: Силибистро не был дворянином! Ох, нет, прошу прощения: Квачантирадзе были древнейшего и знатнейшего рода, и вся страна знала об этом, но дворянство их не было доказано. Чтобы получить грамоту, Силибистро не раз ездил в Озургети и Кутаиси, нанял поверенного, но дело не ладилось. Его щедро обнадеживали и столь же щедро обирали, однако в паспорте по-прежнему значилось постыдное — "из крестьян".

Между тем Силибистро был из тех, которых называли "ичучи", что значит "ищущий", то есть соискатель несуществующего дворянства.

В конце концов какой-то доброжелатель подсказал ему:

— Ашордия!

Силибистро немедля ринулся в Зугдиди.

После долгого торга и препирательств сговорились.

Минул еще годок-другой.

И вот в доме Силибистро опять радостная суматоха. Все взволнованно перешептывались:

— Ашордия едет!.. Едет Ашордия!..

К вечеру и впрямь заявился странного вида человек. Квачантирадзе встре­тили его как нельзя почтительно.

И грянуло веселье — семейный праздник.

Необычный гость привез радостную весть, в ожидании которой истомилось семейство Силибистро. Поначалу, еще не распалившись от вина, Ашордия только улыбался и шутливо требовал подарка за благую весть. Затем встал и во всеуслышанье объявил: