Каналья или похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе

— К нашему семейству благородных родов Грузии прибавилась еще одна почтеннейшая семья. Всем известно, что дед ваш Квачантирадзе был столбовой дворянин, но судьба отвернулась от него. Где-то как-то так случилось, что этого благороднейшего человека не записали в какую-то книгу. Смутные времена пережила наша родина! И вот теперь я исправил давнюю ошибку и несправедли­вость; мой дорогой Силибистро, я доказал ваше дворянство и, можно сказать, утвердил вас в нем — тебя и глубокочтимое твое семейство. Поздравляю с великим праздником и торжеством справедливости, желаю быть достойным царской милости. За здоровье дворянина Силибистро Квачантирадзе!

И в покосившемся доме на Хонской дороге подобно фонтану взметнулся ввысь глас радости и восторга. Ашордия торжественно вручил Силибистро древнейшую царскую грамоту, которую на следующий день с завистью читала и разглядывала вся Самтредия.

За ужином пятилетний Квачико приложился к руке благодетеля и сказал:

— Спасибо вам, дядя!

Ашордия с улыбкой поцеловал мальчика в лоб.

— Дружок! Я открыл тебе дорогу к счастью и успеху. Распахнул перед тобой все двери. Теперь дело за тобой! Будь счастлив вместе со своими родите­лями и послужи во славу отчизны. Пью за здоровье маленького Квачико! Ура!

И опять взорвались радостные возгласы и грянула веселая песня.

На следующий день, когда Ашордия собирался в дорогу, Квачико еще раз приложился к его руке.

— Дядечка! Пеледай цалю, что Квачико Квачантиладзе не забудет твоей услуги. А когда выласту, неплеменно отблагодалю тебя.

Все засмеялись. Ашордия же подзадорил мальчика:

— Что ж, теперь хоть знаю, на кого мне уповать, — и уехал.

Откуда им было знать, что впоследствии Квачико походя затмит Ашордию, изрядно переполошит сей мир и украсит свою родословную поистине блиста­тельным венцом.

Сказ об отрочестве Квачи

С тех пор как Силибистро Квачантирадзе утвердился во дворянстве, в нем, как и во всем его семействе, обнаружились перемены. Они заважничали, напы­жились и "облагородились". Со своими соседями не знались, как прежде, а принимали их столь надменно и покровительственно, что отбивали охоту к общению.

Время от времени Силибистро так наставлял маленького Квачико:

— Сынок Квачи, этот мир делшся на начальников и подчиненных, на богатых и бедных. На могучих и немощных. Тут князья и дворяне, там же глехи-крестьяне и прочая мелочь. Ты, сынок, истинный дворянин и не должен равнять себя со всякой рванью. Мужик-работяга ничего тебе не даст, даже напротив — урвет чего-нибудь... Водись, сынок, с дворянами да богатыми, угождай им, потакай. Богатый и сильный всегда пригодится: один слово замол­вит и выдвинет, где надо, другой чего-нибудь подарит, третий поддержит в нужный час. Так уж устроен этот мир, сынок, и надо жить по его правилам...

Квачико рос смышленым и послушным мальчиком, легко усваивал наста­вления Силибистро и охотно следовал им.

Едва успев дорасти до шести лет, он стал вмешиваться в торговые дела: когда закупали у крестьян провизию, Квачико непременно встревал в торг:

— Этот товал не годится... Долого!.. Утлом нам за гливенный давали...

Посетителей "гостиницы" встречал заискивающей улыбкой и забавными поклонами:

— Здавствуйте, дядя... Меня зовут Квачи... Мне уже шесть годочков... Я сынок Силибисто... У нас вы найдете все, что вашей душеньке угодно: флукты, купаты, сулугуни, халчо, яйца, а с нашим свилским вином никакое кахетинское не славнится...

И бежал отдавать приказания, покрикивая:

— Сколее! Живо подайте все самое лучшее! Со столов убелите и наведите полядок. Вытлите! Вымойте! Ну-ка, живее!

Учиться он начал у дьякона.

Восьми лет его отвезли в Кутаиси — для поступления в гимназию.

При виде такого большого, чистого и красивого города, каким был в те годы Кутаиси, все слегка оторопели. Силибистро, заметив состояние домоча­дцев, строго проворчал:

— Слушайте сюда: даже если чему сильно удивитесь, виду не показывайте, а то станут насмехаться или, чего доброго, разыграют. Ежели зайдет разговор, скажите, что вы не только в Кутаиси — и в Тбилиси бывали.

Квачико лучше других усвоил отцовские наставления и в тот же день за обедом у дальнего родственника — Буду Шолия, когда речь зашла о Тбилиси, между прочим заметил:

— Тбилиси — ничего, большой город, мне понравился... Да, в том году дважды там был... Головинский хорош, и театр, и вокзал... А духаны там знатные... — И не покраснел, и голос не дрогнул, и так глянул на всех, словно хотел сказать: ну-ка, кто сумеет доказать, что я вру?

На самом же деле даже Кутаиси поразил Квачико — аж дух захватило у мальчика.

Мог ли тогда маленький Квачантирадзе предположить, что впоследствии, когда под княжеским титулом он объездит Петербург, Париж, Вену, Берлин и Лондон, при воспоминании о Кутаиси горькая улыбка скривит его губы и с уст сорвутся едкие слова:

— Оказывается, я родился в курятнике и вырос в свинарнике и только теперь попал во дворец...

Через неделю, обустроив Квачико в Кутаиси, Силибистро с семейством вернулся в Самтредию.