Каналья или похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе

Поначалу он водился со сверстниками, гулял с ними по Гочоуре и Чоми, как по своему саду, что остался в Самтредии на обочине Хонской дороги. Попривыкнув и освоившись, повадился в духаны; сперва в дальние, глухие забегаловки, куда не могли заглянуть гимназический наставник или пристав; со временем с ним стали водить компанию товарищи постарше и показали места получше.

На восемнадцатом году жизни он одолел еще одну ступень: молодые кутилы из дворян приняли его в свой круг, для начала испытав в "Ноевой лозе".

Квачи с блеском выдержал испытание, не уступив никому ни в умений пить, ни в умении петь и плясать.

Из "Ноевой лозы" перешли в духан Лаитадзе все на той же Хонской дороге, где тамада и хозяин духана в знак крещения и братания на веки вечные вылили на голову Квачи кувшин воды и заставили без роздыху опорожнить трехлитровый турий рог.

Там пировали до утра — по-нашенски, по-грузински: выдули пять чапи вина, умяли прорву всякой снеди, вдвое больше пролили и испортили, перебили уйму посуды, а небеса изрешетили пальбой из револьверов.

Утром семеро в дым пьяных бездельников на пятнадцати колясках вороти­лись в город, а вечером и на следующий день крещение Квачи продолжалось — сперва во "Льве" и "Боржоми", а затем на горке Сагории — у толстощекого, благодушного Эремо, с которым Квачи немедля подружился, обнаружив с ним тесное духовное и дальнее физическое родство.

В разгар кутежа к духану подкатили в коляске какой-то офицер и чиновник и с ними две женщины. Одна из женщин оказалась приятельницей Квачи. Они перемигнулись и перемолвились невзначай несколькими словами. Офицер оскорбился. За новообращенного Квачи вступился юный князь Дадиани. Слово за слово, повскакивали с мест. Квачи же куда-то исчез... Кто-то выхватил кинжал, кто-то — револьвер. Поднялся крик, визг. Славному имени духана и духанщика грозила опасность, поэтому Эремо принял меры, в результате которых офицер был обезоружен, а чиновник — обеззубен.

Квачи появился только тогда, когда все было кончено; до тех пор юный виновник скандала справлял в кустах "малую нужду". По молодости лет его простили. Условились: если события примут плохой оборот, Квачи не выдавать, поскольку как гимназисту, ему грозили серьезные неприятности.

Увы, шум поднялся изрядный. Пошли пересуды. И даже допросы и дозна­ния — под скрип перьев. Скрыть причастность Квачи не удалось. Воспользовав­шись моментом, чего только не наговорили тогда его недоброжелатели! Будто бы Квачи краплеными картами выиграл кучу денег, будто бы он украл у Сережи Лондуа крупную сумму, будто бы дал ему фальшивую расписку и еще с десяток злобных сплетен и ядовитой клеветы, придуманной завистливыми сверстни­ками. Судьба Квачи висела на волоске. Более того — она была предрешена. Но обманулись все — и судья, и следователь, и директор гимназии. У Квачи появился тайный покровитель, столь важный и могущественный, что все отсту­пились. С одной стороны, о нем хлопотали самые видные дамы города, с другой — влиятельные общественные деятели. Что же до Цвири Шолия, то она, поправ предрассудки, собственные интересы и грозящую ей нужду, одолжила Квачи кругленькую сумму.

В конце концов, справедливость, разумеется, восторжествовала. Как и чем юный Квачантирадзе отблагодарил почтенных дам-покровительниц, никто не знает. Что же до общественных деятелей, то об этом сохранилось несколько свидетельств и прошу ознакомиться с ними.

Сказ о первом шаге

В ту пору в Кутаиси что-то происходило. Его словно охватило пламя, день ото дня занимавшееся все ярче. Народ волновался, выставлял требования и упорствовал в них. Однокашники Квачи собирались по вечерам, о чем-то спорили, сколачивали группы и отряды — готовились к борьбе. Некоторые старались вовлечь в эти дела Квачи Квачантирадзе, но он крепко запомнил слова своего отца Силибистро, сказанные ему в тот год. Силибистро так наста­влял его:

— Сынок, Квачи, ты, конечно, и сам замечаешь, что этот мир свихнулся с ума. Какие-то полоумные хотят уничтожить дворянство, сбросить с престола царя и разогнать правительство. Говорят: отберем земли у помещиков, заводы и фабрики у фабрикантов, раздадим все простому люду и бедняков сравняем с богачами. Свобода, равенство и братство!.. Дурь это все! Будь осторожен, сынок! Береги свое дворянство и имущество — они стоили мне больших трудов. Запомни — царя и правительство этим полоумным не одолеть. Половина их сгниет в тюрмах, а другая перемерзнет в Сибири. Если ты в своем уме, а я на тебя крепко надеюсь, если любишь своих родителей, поклянись, что ни во что такое не ввяжешься и не посрамишь нашей дворянской чести!

Квачи поклялся и неколебимо твердо держал слово.

Но обстановка требовала своего. Сказать по совести, Квачи не знал, за кем останется окончательная победа. Он отчетливо видел, что соотношение сил день ото дня менялось: власть, в том числе администрация гимназии, с каждым днем слабела и отступала, а народ наступал и набирался силы.