Канарейка

В понедельник Дмитрий Игнатьевич с трудом заставлял себя идти на работу. Приходилось бороться со стыдом, с непонятным подростковым смущением и со страхом перед неизбежностью наказания. Хотя к этой «неизбежности» он и стремился по своему замыслу. Тем не менее, он вышел из автобуса за несколько остановок и, стараясь идти как можно медленнее, побрёл в сторону завода. С приближением проходной, нарастало волнение. Вот, сейчас он откроет дверь и встретится лицом к лицу с теми самыми охранниками. Но на вахте оказались другие. Дмитрий Игнатьевич повеселел.

Где же ваш знаменитый термос, Красенков? охранник вернул ему пропуск.

Знаменитый? растеряно переспросил Дмитрий Игнатьевич. «Уже разболтали», подумал он.

Вы же всегда с термосом ходите, улыбнулся охранник.

А, засмеялся Дмитрий Игнатьевич, да, дома забыл. И мысленно укорил себя: «Как же я термос-то забыл? Вот идиот! Но, впрочем, может, это и к лучшему». Мысли тут же переключились на охранников: «А эти-то?! Орлы! Никто не хочет рассказывать, как его окатили…» Как у нас обстановка? Граница на замке? игриво спросил Дмитрий Игнатьевич и сам испугался своей наглости.

Охранники переглянулись:

Так точно!

Дмитрий Игнатьевич немного расслабился, но неизвестность быстро развеяла веселье.

В цеху жизнь текла в обычном русле и ничего непривычного не происходило. Дмитрий Игнатьевич с Геной переместились со всеми приспособлениями и оборудованием на улицу и началась штатная рутина. Дмитрий Игнатьевич всё больше убеждался в справедливости своих подозрений: «колокольчики» никто не пересчитывал и они разъехались по адресам назначения, где и осядут на полках, как пыль. Здесь, правда, его догадки переходили уже в чистую фантазию, и он переставал мысленно прослеживать судьбу «колокольчиков».

Дмитрий Игнатич, а тогда, с трубой… Гена сматывал шланги.

Гена, давай-ка, баллоны откати! Дмитрий Игнатьевич не дал ему закончить и императорским жестом указал новое место для тележки с кислородом и ацетиленом.

Он опасался долгих разговоров с Геной, понимая, что рано или поздно, тот спросит, что всё-таки тогда произошло с краном и трубой. Поэтому дел у Гены прибавилось, а перекуры практически исчезли из его рабочего распорядка.

Дни тянулись, как недели. Тоскливое ожидание выматывало Дмитрия Игнатьевича. Он то впадал в апатию и ничего не замечал вокруг себя, то вдруг приходил в возбуждённое состояние, обострялась наблюдательность, и любой посторонний звук откроется ли калитка в воротах цеха, упадёт ли заготовка где-нибудь в цеху, или заревёт мотор на территории, заставлял его вздрагивать и оглядываться. Дмитрий Игнатьевич звонил Михаилу и сетовал, что никто не выходит с ним на связь. Но Михаилу, очевидно, было не до него. Дмитрий Игнатьевич чувствовал себя немым, которого вот-вот затянет под лёд. Кричать не можешь, а сколько ни бейся безрезультатно. Не зная что предпринять, он полтора часа нарочно стоял на том самом месте, где его затащили в фургон. Два раза заходил в офис «Гемтреста» под предлогом выяснения графика подвоза металлолома. Его вежливо встречали молодые люди с гордой табличкой «Менеджер» на пиджаках. Другими словами, его просто выпроваживали. Так прошло две недели.

Насторожило Дмитрия Игнатьевича, что Геннадия в один прекрасный день вызвали в администрацию и он мало того, что не вернулся, но и вообще больше не появлялся. Решив прояснить дело, Дмитрий Игнатьевич отправился к начальнику цеха:

Слушай, а чего там, мне другого ученика, что ли, дадут?

Ты хочешь другого? медленно выговорил начцеха, перебирая на столе синьки чертежей. А Гена?

А что с Геной?

Дим, ты с Луны? начцеха бросил чертежи и с любопытством оглядел Дмитрия Игнатьевича.

С Марса, ответил Дмитрий Игнатьевич с каменным лицом.

– Гена пошел в Большой дом и с концами, – начцеха поджал губы, слега наклонился вперёд и развел руками.

– И… Зачем? Он пошёл…

– Да сядь уже. Не мельтеши, – начцеха щелкнул кнопкой электрического чайника. – На допрос! Зачем! Всех допросили, чьи отпечатки нашли на «колокольчиках». Тех … Ну, ты понял, – он дёрнул рукой, указывая оттопыренным большим пальцем в нужную сторону. – Кого здесь, а кого на Литейный вызывали, к следователю.

Дмитрий Игнатьевич за прошедшие дни редко бывал в цеху, но сейчас припомнил, что, действительно, некоторые станки время от времени пустовали. В голове снова полетела карусель мыслей. Только ухватить Дмитрий Игнатьевич ни одну не мог, да и были они все обрывочные и нечёткие.

– А меня, наверное, тоже ж… – замямлил он. – Не нашли, что ли? Я же на улице… – он вытянул руку в сторону ворот.

Дмитрий Игнатьевич испугался, что пропустил самое важное. В голове как будто зародился и стал расти камень. Чайник перестал шипеть, злобно забулькал, динькнул и отключился. Начцеха налил кипятка в грязную кружку с рисунком улыбающегося пёсика и пополоскал в ней несвежий пакетик с заваркой. Со свистом отхлебнув, он поморщился:

– Фу, вторяк!

Дмитрий Игнатьевич смотрел на собачью улыбку на чашке и думал: «Нет, это просто не может происходить со мной! Меня здесь нет». Начцеха бросил в чашку кусочек сахара: