Канарейка

Оперативник в кожанке обхватил Филу под грудь и оттолкнул в сторону. В конце длинного коридора открылась дверь комнаты, и показался мужчина с похожей на пистолет штуковиной в руках. Опер в пуховике припал на колено, выставил вперёд пистолет, держа его обеими руками, и крикнул:

– Брось оружие!

Практически мгновенно Марков сообразил проскочить в комнату слева. Мужчина с непонятным предметом стал поднимать руки, и тут же из комнаты справа появился большой оранжевый плюшевый медведь. Оперативник выстрелил. Пуля попала в медведя и выбила его из рук ребёнка. Опер прыгнул вперёд, втолкнул ребёнка в комнату и выстрелил ещё раз.

– А-а-кха-а! Му-ухли-и! ⁵ А-кха-кха! – закричал мужчина и упал на пол.

Марков влетел в комнату и столкнулся в темноте с человеком, всё это время не выдававшим своего присутствия. «Как Романыч днём парня скрутил…» – мелькнуло у Веника в голове. Он, не останавливаясь, схватил руку мужчины и почти всё правильно сделал, но, инстинктивно пытаясь держаться подальше от бандита, не прижал к себе его локоть. Мужчина поднырнул под руку Маркова и в следующий миг Веник стоял с заломленной назад рукой, прижатый лицом к стене и в висок ему упирался холодный металл. Сомневаться, что это пистолет не приходилось. Возня в коридоре, ругань Филы и истошный крик раненого казались Маркову далёким эхом. Он слышал и чувствовал частые удары своего сердца и думал только, что пока не пришёл страх, надо действовать.

– Слушай, мэнт, – человек говорил с сильным акцентом, – там с маим корешем дзэфка. Спасы её, забэры отсюда. Слыш?

– Ды, – Веник, как мог, кивнул.

– Щас тэбя атпушу и ствол адам. Тэбя хвалит будут. Что ты Маму взал.

Марков почувствовал, что его больше не прижимают к стене. Он обернулся. В полумраке бандит протягивал ему пистолет рукояткой вперёд. Веник взял пистолет и машинально дотронулся до кобуры под мышкой. В дальнейшем он считал, что первые седые волосы у него появились именно в этот момент – в кобуре пистолета не было.

Когда Марков более-менее очухался, в квартире уже работала следственная группа и, что Веника особенно порадовало, приехал Заречный.

– Да-а, Вениамин, ну ты и дал просраться! – восхищался Заречный.

– Эх, Григорий Романыч, так получилось, – Марков думал, что Заречный имеет в виду историю с пистолетом.

– Не, это моя вина, конечно. Я и предположить не мог – хотя должен был предвидеть, – что ты возьмёшь самого Маму! – Заречный торжественно поднял вверх палец. – Здравствуй, Мамука Карчава! – театрально поклонился он сидевшему в наручниках бандиту. – Вор, убийца, медвежатник, шулер, – загибал пальцы Заречный, – тот ещё многостаночник!

– Григорий Романыч, – Марков взял Заречного под локоть и вывел в коридор, – там девушка…

– А, девушка, да. Иди, глянь. Тебе полезно будет. Надо привыкать.

– А этот? – Марков показал на мужчину, которого выносили на носилках.

– О, это тоже колоритный персонаж! Гоча Онашвили по кличке «Бзик». В розыске в Грузии, в Армении и в Турции.

– Бзик?

– Да, по-грузински «бзики» – какая-то назойливая дрянь. Оса или шершень… Что-то такое. Понты голимые, одним словом. Склонен к побегу. Был. Теперь-то много не набегает.

Марков проводил взглядом носилки и вошёл в комнату, откуда вынесли раненого.

– Ой, чёрт! – от неожиданности Веник вздрогнул и отпрянул, упёршись спиной в дверной косяк.

– Так тоже бывает, Веня, – похлопал его по плечу Заречный, – это ещё не самое страшное.

На кровати напротив двери, чуть слева, на смятых простынях лежала на спине маленькая обнаженная фигурка, поджав стройные ножки и раскинув руки. Один глаз девушки, которая ещё недавно смеялась и кокетничала, смотрел в пустоту, второй полускатился под нижнее веко и весь покрылся красными пятнами. Фиолетовая гематома в пол-лица будто стекала от красного глаза по щеке к чёрной ране с рваными краями.

– Пуля, по всей видимости, застряла в черепе, – сказал эксперт, надевая резиновые перчатки.

Веника мутило. «Если сейчас вырвет, самооценка упадёт ниже плинтуса», – думал он, непрерывно сглатывая слюну.

– Романыч, – обратился опер в пуховике к Заречному, – что-то не пойму, как это я тёлку замочил. Пуля же в медведя попала. Не могла же она от ваты срикошетить, – опер пожал плечами и отдал заречному плюшевую игрушку.

– Это не вата, а холлофайбер, – Заречный попросил у эксперта нож и надрезал медведя, начав с выходного отверстия, которое и так было достаточно велико. Покопавшись в набивке, Заречный извлёк блестящий предмет, похожий на яйцо, смятое по концам, и позвякивавший начинкой – будто в него насыпали металлических и резиновых шариков.

– Сталь, вроде, – Заречный показал яйцо эксперту.

– Сталь, – подтвердил тот, – вот след от пули. И, смотри, номер, нет?

– О-о! – протянул Заречный. – Ну, Вениамин Николаич, радуйся: это дело нам с тобой тоже не зачтут. Глянь-ка, это ж номерное изделие какое-то. Тут уже комитетскими делами запахло.

Заречный позвонил по телефону и через несколько минут квартира наполнилась другими оперативниками, другими следователями и экспертами.

– Подождите, – спохватился Марков, – там мальчик в комнате.