Канарейка для ястреба

Материнское сердце не обманешь! Не может быть ничего общего у богатого наследника рода и у девочки из низов! Я знаю! Я жизнь эту дерьмовую знаю! Чем больше у человека богатства и власти, тем он более жесток! Твой Ривз не будет размениваться по мелочам! Идиотка ты наивная! Ты грязь под его начищенными дорогими туфлями! Раздавит и не заметит!

Это жизнь, а не придуманная сказка про Золушку! Одумайся пока не поздно!

– Я ненавижу тебя! – в отчаянии ору я в ответ, слезы текут ручьями по щекам, ведь мать бьет, не промахиваясь, впечатывая в меня мои же собственные страхи и сомнения. Я в глубине души, все это понимаю, но от того мне лишь больней в разы!

– Ненавижу тебя! Ненавижу! – кричу и выбегаю на улицу, хлопнув дверью.

Я бегу, не разбирая дороги и слезы льются ручьем. Обида и боль застилают взор. В эти секунды мне искренне кажется, что я ненавижу ее! Ненавижу ближайшего человека, свою собственную мать!

Ненавижу за правду, за то, что знает слабости и бьет, не промахиваясь точно в цель.

До безумия захотелось выхватить телефон и позвонить Тайгеру. Услышать его голос и рассказать все. Поделиться всем, что накипело. Предъявить чертову уйму претензий, что больше недели прошло, а он так и не позвонил! Что заставил надеяться, а сам забыл обо мне! И что все это время я убеждаю себя, что он просто занят вступительными экзаменами и у него просто нет времени на звонки и прочее.

Убеждаю, а сама знаю, что время на звонок найдется всегда. Один звонок и простой вопрос: Как ты Адель? Как дела? Как проходит твое лето? Я скучаю…

Несколько фраз и счастью моему не было бы конца и края, а мой мир наполнился бы светом и солнцем.

Но чертов телефон молчит, а я все больше теряюсь в своих сомнениях…

Снимаю блокировку с телефона, вхожу в контакты. Я ведь записала его номер в книжке, после его звонка с требованием спускаться. За это время я выучила его номер наизусть.

Смотрю на цифры, и ничего не вижу, взгляд расплывается от слез.

Конечно, я ему не позвоню.

Просто не смогу.

Засовываю телефон обратно в штаны и сажусь на камень, устремляя свой взгляд в никуда.

Я смотрю на убогую улицу и здания с обшарпанными стенами. Вдали вижу силуэт ненавистной ткацкой фабрики, где работает мать.

– Хэлло, Адик, чего ревешь?

Вскидываю голову уперев взгляд в местного пацана в выцветших джинсах и старых кроссовках.

Мои звездные одноклассники за такие искусственно «застиранные» и рваные джинсы выкладывают огромные суммы, а здесь, в наших трущобах, это дань не веянию моды, а правда жизни, когда носишь одну – единственную вещь, стирая ее до дыр.

Упираю взгляд в веснушчатое лицо, со вздернутым носом и упрямым тяжелым подбородком.

Окидываю массивную фигуру парня оценивающим взглядом. Отмечаю, что скорее всего он добился подобного рельефа не часами проведенными в качалке, а работая тяжелым физическим трудом, таская тяжести, на той же фабрике. Знаю его. Фил Гринвуд. Парень с нашего двора, мы учились в моей старой школе вместе, ну он постарше.

– Привет, Фил… – вытираю, судя по ощущениям опухшие глаза и встречаю спокойный взгляд улыбающегося соседа. – Все в порядке. Все путем.

– Агась, поэтому и ревешь белугой и спринт по району устроила. Я за тобой от самого твоего дома тащусь.

– С чего это? – удивляюсь заявлению Гринвуда.

– Та ничего, нравишься ты мне, Адик. – улыбается Фил и я не могу понять он так шутит, или серьезен. Смотрю в сероватые глаза, которые цепко осматривают меня с ног до головы.

От подобного внимания взрослого уличного парня становится не по себе. Отвожу взгляд, но он подходит ближе и опускается на корточки прямо передо мной. Смотрит прямо глаза в глаза.

– Что случилось, звездная девочка? Адик, поговори со мной. Может смогу помочь… Посоветую чего.

От этого парня веет теплом и пониманием и в эту секунду мне нестерпимо хочется поделиться своей обидой, но единственное, что я могу ответить слетает обвинением с моих губ:

– С матерью поцапалась, Гринвуд.

– А… ну с предками ссориться – это святое. Считай взрослеешь, солнышко. Пойдем прогуляемся, красавица, пообщаемся… Как жизнь вообще?

Я смотрю в симпатичное заинтересованное простое лицо и улыбаюсь в ответ. Фил располагает к себе. От него не веет угрозой. Уже не пацан, почти мужчина. Типичный представитель моего мира. В трущобах быстро вырастаешь. Здесь нужно быть сильным, физически крепким и шустрым. Тут свои правила и законы.

Кажется, Гринвуд им идеально соответствует. Я помню этого парня еще со времен, когда под стол пешком ходила, а его веснушчатое лицо украшали подростковые прыщи…

Впервые я нуждаюсь в общении. Мне хочется почувствовать себя нормальной, обычной и интерес в глазах этого пацана воспринимается мной той спасительной соломинкой, за которую я цепляюсь всеми силами, пытаясь вырваться из своих расшатанных грустных мыслей и обид.

Улыбаюсь, некрасиво шмыгнув носом. Вызываю веселый смех у Гринвуда:

– Давай прогуляемся! – протягивает мне крупную ладонь он. Хватаюсь за его руку и встаю.

Понимаю, что на голову уступаю в росте этому крупному уличному пацану, который выглядит весьма устрашающе.