Канатная плясунья (другой перевод)

- Она не нищенская и не жалкая, уверяю вас, граф. Я со своими ребятами к ней привыкла.

Графиня не сдавалась:

- Нет, нет... Так нельзя. Вы остаетесь. По крайней мере на несколько дней. Начиная с сегодняшнего дня вы живете в замке, будете у нас обедать, спать...

- Пожалуйста, графиня... Я вас очень прошу... Я так устала... Мне надо побыть одной...

Действительно, она выглядела утомленной и даже изнуренной.

Графиня уступила.

- Пусть так. Утро вечера мудренее. Отложим решение вопроса до завтра. Но ребят своих сегодня же вечером присылайте обедать к нам...

Доротея поднялась, чтобы выйти из оранжереи. Граф и графиня пошли за ней. Перед самой дверью она вдруг остановилась. Несмотря на печаль, ее мысли были заняты таинственной историей о раскопках и кладе. Ей хотелось осветить некоторые неясные пункты.

- Я уверена,- проговорила она,- что предания наших семей имеют под собой определенную почву. Где-нибудь действительно скрыты или зарыты богатства. Рано или поздно собственником их станет тот, кто владеет талисманом, каким является золотая медаль, украденная у отца. Вот поэтому мне хотелось бы знать, не слышал ли кто-нибудь из вас, чтобы к легендам о кладе примешивались указания на такую же медаль, которая была у папы. То есть существует одна или несколько медалей?

Ответил Рауль Давернуа:

- Недели две тому назад мой дед, с которым я живу вместе в имении в Вандее, рассматривал какую-то золотую вещичку. Когда я вошел в его комнату, он эту вещичку спрятал в ларчик для драгоценностей, и было ясно, что он не хочет показывать ее мне. А накануне моего отъезда обратился с такими словами: "Когда ты вернешься, я открою тебе одну важную вещь".

- Вы думаете, он намекал на то, что нас интересует?

- Да. Я рассказал об этом графу и Эстрейхеру, и они обещали приехать ко мне в конце июля, когда я надеюсь уже все узнать от деда.

- Это все?

- Все. И мне кажется, что это прекрасно подтверждает ваши предположения. Действительно, существует талисман в нескольких экземплярах.

- Да... да,- задумчиво говорила Доротея.- Несомненно, и смерть моего отца объясняется тем, что он был владельцем талисмана.

- Но,- заметил Рауль Давернуа,- ведь достаточно украсть медаль. Какой же смысл преступникам было... прибегать к большему?

- Потому что медаль, как вы помните, указывала средство отыскать клад. Лишая жизни отца, убийцы хотели уменьшить число тех, кто примет участие в дележе. Я опасаюсь, что были или будут совершены другие преступления.

- Другие преступления? В таком случае и моему деду угрожает опасность?

- Боюсь, что да.

Графу стало не по себе, но чтобы скрыть свое беспокойство, он с улыбкой спросил:

- По-вашему, выходит, что нам, живущим в Роборэй, угрожает особенно большая опасность?

- Бесспорно.

- Что же, нам надо принять меры предосторожности?

- Не мешает. Граф побледнел.

- Какие же? Что сделать?

- Я скажу это завтра. Завтра вы узнаете, чего надо бояться и как себя защитить.

Эстрейхер, который до сих пор молчал, хотя и очень внимательно следил за разговором, обратился к Доротее:

- Завтра надо непременно устроить общее свидание. Потому что, кроме всего, нам с вами предстоит еще разрешить задачу в связи с той картонной коробочкой. Вы не забыли об этом?

- Я ничего не забываю,- вызывающе ответила Доротея. Она вышла.

* * *

День клонился к вечеру. Доротея пришла на площадь, где стоял только ее фургон. Мальчики готовили еду, но Доротея, когда в замке зазвонил колокол к обеду, отослала их туда. Оставшись одна, она поела фруктов.

Стемнело. Ожидая возвращения мальчиков, она прошла к площадке над обрывом и остановилась там, облокотившись на перила.

- Доротея...

Кто-то шепотом произнес ее имя. Доротея вздрогнула. Еще никого не видя, она уже чувствовала, кто ее звал. Это был Эстрейхер.

Если бы перила были пониже, а овраг не так глубок, Доротея попробовала бы убежать. Так велик был ее страх перед этим человеком. Но она спокойно и сухо спросила:

- Что вам угодно? Вы же знаете, что я хотела остаться одна.

- Сказать вам несколько слов. Только и всего.

- Будет время завтра, в замке.

- Нет. То, что я хочу сказать, должны слышать только вы... Не беспокойтесь, я вас не оскорблю и не трону. Несмотря на враждебное отношение, которое вы проявили ко мне при первой же встрече, я испытываю к вам расположение и уважение. Не бойтесь слов и слушайте меня...

- Не хочу. Ваши слова могут быть только оскорбительными.

Видимо, не в натуре Эстрейхера было в таких случаях долго уговаривать.