Канатоходцы

Мак-Брайт усмехнулся устало, потер ладонью глаза: они слезились, как после бессонной ночи, даже не одной - нескольких. И я пожалел, что был резок с ним: измучился, измотался.

- У нас одна задача, - сказал он тихо, почти шепотом, и доктор кивнул ему, словно соглашаясь, - и ты ее знаешь, Лайк. Ты мне не подчиняешься, и я не вправе тебе приказывать. Но любой мой приказ - это приказ Первого или с ним согласован. Кстати, твое участие во вчерашней акции - вообще его замысел. Он мне его не объяснил, некогда было. Встретишься с ним - сам спросишь. - Он поймал мой удивленный взгляд, махнул рукой: мол, не перебивай, объясню. - Да-да, встретишься, и скоро - он сам назовет день. И это тоже не моя идея - его… Теперь о главном. У доктора Стоуна есть кое-что по твоему ведомству: послушай, пригодится…

Он замолчал. Доктор тоже молчал, изучающе глядя на меня. Я не любил многозначительной тишины, поэтому немедленно ее нарушил:

- Несколько вопросов, Мак. О вчерашней акции.

Тот кивнул: спрашивай.

- Спрошу кратко. Как? Что? Почему?

- Акция дерзкая, - начал Мак-Брайт, - но не первая, связанная с Корпусом безопасности, точнее - с его тюрьмой. У нас там тоже есть свои люди, и мы всегда осведомлены о внутреннем распорядке, о правилах, о положении подследственных. Даже план тюрьмы со всеми коммуникациями имеем… Расчет строился на привычке людей не замечать будничное, каждодневное. Если мусорная машина из года в год в строго определенные часы дважды в сутки приезжает на грузовой двор, то какой умник заинтересуется ее содержимым сегодня, если и вчера, и месяц назад, и в прошлом году оно не менялось? Конечно, меняются люди: шоферы, грузчики - так у них есть пропуска, которые дежурный всегда тщательно проверяет. Да и погрузка происходит у всех на глазах и занимает минуты три, не больше. И если за эти три минуты из бункера машины в грузовой люк проскользнут два человека, то, ей-богу, этого никто не заметит. Вот почему в четырнадцать ноль-ноль двое моих парней прочно обосновались в этом люке. Они должны были подняться до двадцатого этажа и спокойно дожидаться половины второго ночи, когда у тюремщиков пересменка по графику. Единственное неудобство - это путь наверх: по скобам…

- Знаю, - кивнул я, - видел…

- Вот как? - Мак-Брайт удивленно посмотрел на меня, но, ничего не спросив, продолжил: - Раз уж ты и там побывал, то, наверно, обратил внимание: от люка до камеры Дока - всего метров сорок, сразу за ней коридор поворачивает вправо, и метрах в пятидесяти от поворота сидит дежурный. Он для нас безопасен, ибо его дело - сидеть, а не шляться по коридорам, как это делает рядовой полицейский. А этих рядовых двое: один у камеры, второй у люка. Тот, что у камеры, должен был быть одним из наших…

- Осечка вышла? - поинтересовался я.

- Осечка, - подтвердил Мак-Брайт. - Парня накануне перебросили в другой караул. Что же делать? Отменять акцию? Но Дока не сегодня-завтра переведут в Централ-распределитель, а там - ищи его… В общем, решили рискнуть, а на всякий случай ввести в дело еще одного.

- Меня?

- Тебя. Это Первый предложил, я уже говорил тебе. Какие у него мотивы - Бог знает, а мне твое участие совсем не мешало. Хочешь знать почему? Да потому, что Кодбюри-старший - фанфарон и актер. Любит поработать на публику. Охранник неплохой, злой, решительный, опытный, только ему бы действовать, а не лицедействовать. Ты оказался подходящим зрителем, вероятно, даже подыгрывал, где надо. А время шло. И работало на нас. В общем, главное ты видел. А теперь перейдем к делу, непосредственно тебя касающемуся. Я об этом в Центр донесение послал.

- О чем?

- О золоте на федеральном шоссе. Сын нашего человека был свидетелем довольно странной аварии: перевернулся электрокар на шоссе, а из кузова выпало несколько больших золотых брусков.

- А охрана? - спросил Док. Голос был глуховатый и, пожалуй, слишком тихий: болезнь горла у него или просто усталость?

- Была охрана, - подтвердил Мак-Брайт. - Только странновато одета: в защитных скафандрах. Мальчишка так и сказал: «космонавты». Золото не излучает, так от чего прятаться?

- Любопытно, - сказал доктор, - а еще, пожалуй, любопытнее то, что мои сведения кое-что объясняют в этой аварии. Видите ли, - обратился он ко мне, - я проходил по следственной категории «Семь - главная», иначе говоря, по делам особо важных государственных преступников. В ходе следствия тут могут быть применены любые методы дознания, в том числе и показательный допрос. Не буду утомлять подробностями, скажу лишь, что подвергнутый такому допросу - уже смертник. Спасти его может лишь чудо, - добавил без тени усмешки, - как это и было со мной. И потом уже, допрашивая меня, следователь ничего не скрывал, пытаясь запугать, заставить просить пощады. Он ведь знал, что ничем не рискует: все государственные тайны были бы похоронены со мной на Второй Планете.

Я даже вздрогнул от неожиданности, и, странное дело, доктор по-прежнему смотрел в пол, даже головы не поднял, и все же как-то сумел уловить, что послал меня в легкий нокдаун.