Кандагарский излом

— Я буду думать, как его вывести из-под удара. И нервы, эмоции тут не помогут — помешают. И постараюсь верить хоть кому-то, иначе все теряет смысл.

— Нюанс: вы служака, мужчина, я женщина, и кем бы вы меня ни считали — среднестатистическая провинциалка, а не агент Моссада. За мной никого, за вами очень компетентные органы, толпа единомышленников, друзей, доступ в любую организацию, к любой спецтехнике и так далее. Вы машина для убийств, вас превратили в робота, пропустив через мясорубку человеческих жизней, и поэтому у вас нет нервов, нет эмоций, чувств — голый расчет. А я мать! Поняли вы?! Мать! Та, которой вы отправляли убитых сыновей! Писали похоронки! Долг?! Да, долг — замечательно! Но этот долг из воинского превратился в личный! А мой ребенок никому лично не должен. И почему, почему я должна отдавать самое ценное, ради чего я жила и живу, единственное, что у меня есть в угоду личных интересов дебилов, дуболомов?!

Я разнервничалась и, кажется, слишком разоткровенничалась. Мне стало душно и рванула ворот куртки, кофты — к черту все, к черту!..

— Говоришь, не служила?

— У меня есть глаза и уши! А еще вилка для стряхивания лапши с них — опыт!

— Допустим. Но вернемся к теме. На что ты готова пойти, чтоб спасти дорогого тебе человека?

— На все, — стиснула я зубы. Возврат в прошлое меня доконал. Я поплыла, почувствовав дурноту и слабость. Но — кыш!.. Все потом. Сейчас главное, чтоб киллер купился, и тогда у меня появится реальный шанс его убрать — тепленького, голенького, беззащитного. А что еще нужно мужчине от женщины? Тело и больше ничего.

— Даже отдать себя?

— Ага.

И даже сделать вид, что верю, что ради этого ты выпустишь из поля зрения мою дочь.

Я выжидательно уставилась на мужчину: давай же, решай. Останавливай машину, раздевайся…

— А что дальше?

Он покосился на меня, и я осела, отвернулась, растерявшись. В его глазах была печаль, боль и желание. Нет, он не возьмет меня, хоть и хочет. Я четко это поняла, как и остальное — он относится к тем, кому важно не только тело. Романтик… с большой дороги.

Давно я не встречала подобный тип людей, и самое паршивое, что ему нужно было затесаться в ряды подонков-убийц. Как же совмещаются его принцип и работа?

Жизнь. Она порой и не такой ералаш устраивает…

Мне стало грустно: впервые после Павла я встретила мужчину, которого, наверное, смогла бы полюбить. Он тоже был Павлом и был симпатичен мне — уж не знаю, чем, возможно, одним своим именем. А может, его имя и глаза и играют со мной злую шутку?

— Мне жаль, что вы киллер, — призналась искренне.

— А что было бы, если б я им не был? — спросил мужчина тихо, словно боясь спугнуть минуту откровения.

Как он почувствовал, что я не лгу? Что за провидец?

— Какой смысл думать о том, чего не могло или могло бы быть, если есть то, что есть? — Мне было до слез жаль его, себя, Лялю, Павлика, того, что было, того, что могло бы быть, но не будет.

— Ты когда-нибудь любила?

Самое время об этом говорить! Было б лето, остановились бы, ромашек нарвали, погадали, подумала с желчью:

— А ты?

— Люблю.

Даже так?

— Как же ты можешь убивать и любить? Я вообще не понимаю, как ты мог связаться с подонками? У тебя есть принципы, стержень и… ради денег…

— А если ради жизни?

— Подожди, кто-то из твоих близких, любимых в беде, так?

Мужчина чуть заметно кивнул.

Я закрыла глаза, почувствовав облегчение — это все меняет, ставит на свои места и дает нам с Лялей реальный шанс.

— Тебе нужны деньги? Органы?

Он молчал.

— Скажи, что тебе нужно, и мы сообразим вместе.

— У меня уже есть — ты. Это все, что мне было нужно.

— А Ляля? — Ну скажи, что она не нужна, скажи!..

— Я еще думаю.

«И есть шанс передумать», — кивнула я, принимая.

— Спасибо за откровенность.

— Не за что. Все просто — ты сказала правду, я ответил тем же.

— Тогда скажи, как я могу спасти Лялю?

— Расскажи о ней.

— Что?

— Всё. Кто ее отец?

— Человек, мужчина. Мы давно расстались с ним.

— Как его звали?

Вопрос. Что ответить? По паспорту Ляля — Павловна.

— Павел.

— Тезка? Что, не сложилось?

Я долго молчала, разглядывая мглу за окном, а потом сказала:

— Он погиб.

— Как?

— Какая разница? — сглотнула ком в горле. Мне было больно ковыряться в старой ране, которая несмотря на все усилия, на прошедшие годы, так и не закрылась.

— Ответь.

— Как погибают? Был и нет…

— Ты говоришь, словно погибла вместе с ним.

— Так и есть.

— Неужели настолько сильно любила?

— Я жила им. — Впрочем, кому я говорю? Зачем? Что на меня нашло?

— Как его фамилия?

Вот это уж точно тебе ни к чему.

— Иванов.

— Твоя дочь остается в раскладе.

— Хорошо!.. Его фамилия Шлыков.

Мужчина внимательно посмотрел на меня:

— Он знал о ребенке?

Что ты лезешь в душу?

— Нет, но я уверена, он был бы рад, узнай о дочери.

Мужчина кивнул:

— Мне нужна твоя дочь.

Мне не понравилась двусмысленность заявления:

— Но я же сказала, я ответила!

— Молодец.

Я зажмурилась, прикрыла глаза ладонями: Господи, с кем я разговариваю, с кем откровенничаю?! Кого наделила нимбом и крылышками?!

— Извини, ты не оставляешь мне выбора. Мне придется убить тебя, — предупредила честно.

— Не сможешь. И бессмысленно.