Кандидат (ЛП)

К тому времени, как мы вернулись в Белый дом, на часах было уже больше четырех утра. Поднявшись на лифте в административное крыло, мы, рука об руку, прошли по Центральному коридору к нашим спальням. Когда добрались до Восточного зала заседаний, Баррет притянул меня к себе. Поскольку недалеко от нас расположился пост спецслужб, Баррет наклонил голову, чтобы прошептать мне на ухо,

— Хочешь чем-нибудь заняться в спальне Честного Эйба? (прим.: Честный Эйб — одно из самых известных прозвищ Авраама Линкольна)

Рассмеявшись, я откинула голову назад.

— Ты же это не серьезно.

— О, я очень серьезен, — Баррет покрутил своими бедрами, и я почувствовала, что его член подтверждает всю серьезность. — У меня есть постановление об освобождении вас от трусиков.

— Ты не можешь так унижать Манифест об освобождении рабов, — с негодованием прошипела я.

Баррет хихикнул.

— Я знал, что смогу задеть тебя, а я так завожусь, видя тебя раздраженной, — он подмигнул мне. — Кроме того, я уверен, что Эйб простит меня — братский кодекс и все такое.

Оттолкнув его, я наставила на Баррета палец.

— А я уверена, что высокие моральные стандарты Эйба не потерпят того, что мы разделим кровать, будучи неженатыми, несносный мальчишка.

— Знаешь ли ты, сколько неженатых людей занимались подобным под этой крышей?

— Уверена, слишком много, чтобы сосчитать.

Баррет уткнулся носом в мою шею, его дыхание опалило кожу.

— Теперь мы помолвлены, это же должно что-то значить.

— Я знаю, но… — зарычав, Баррет наклонился, схватил меня под колени и перебросил через плечо. — Поставь меня на ноги, ты, пещерный человек!

— Само собой, я поставлю тебя — только на мою кровать, где ты и должна быть.

Затем он хорошенько шлепнул меня по заднице и этот звук разнесся по пустому коридору.

Я протестующе вскрикнула, когда Баррет понес меня в направлении спальни Линкольна. Когда осторожно бросила взгляд через плечо, то увидела агента спецслужб и его сжатые губы — выглядело так, словно он очень сильно старался не рассмеяться.

Баррет открыл дверь и захлопнул ее ногой. Гнев был мгновенно забыт, когда меня накрыла важность того места, где я находилась — это была спальня одного из наших величайших президентов. Конечно, в реальности Линкольн никогда здесь не спал, но это был его кабинет. Это была его мебель.

Баррет, верный своим словам, положил меня только на кровать. Бесцеремонно повалившись на кровать, я вытянула шею, стараясь уловить каждую деталь комнаты — величественные золотые шторы, золотисто-коричневые обои, тяжелая мебель из красного дерева.

— По выражению твоего лица я начинаю думать, что у тебя стояк на Эйба, — сказал Баррет, когда быстренько сбросил свой пиджак.

Приподнявшись на локтях, я хихикнула.

— Я нечаянно. Ты же знаешь, как я помешана на истории.

Баррет с ухмылкой расстегнул белую бабочку.

— Это одна из многих причудливых вещей, которые я люблю в тебе.

— Причудливых или дурацких? — спросила я, поддразнивая его.

— Милых, — прозвучал дипломатичный ответ.

Я подогнула колени и приблизилась к краю кровати. Потянулась руками к пуговицам на рубашке Баррета и спросила.

— Что ещё ты во мне любишь?

— То, как ты высовываешь язык, когда всеми усилиями пытаешься на чем-то сконцентрироваться.

— Из всех вещей, которые ты мог любить во мне, ты выбрал именно эту? — нахмурившись, ответила я.

— А что не так?

— Агх, звучит так, словно я — собака.

— Нет, это не так. Ты кажешься милой, — освободившись от рубашки, возразил Баррет.

— Ладно. Я милая, когда высовываю язык, словно собака. Что ещё?

— То, что ты напеваешь всякие мотивчики, когда нервничаешь. Ещё, когда ты видишь какое-либо животное, твои глаза начинают сиять.

— Ага, я сентиментальный ботан.

От серьезного выражения на лице Баррета мое сердце ускорило ритм.

— То, что ты хочешь сделать этот мир лучше, даже если силы не равны. И то, что ты полностью посвящаешь себя другим, лишь бы помочь.

— Это очень мило. Спасибо.

— Я могу быть милым.

— Знаю. Это одно из твоих качеств, которые привлекли меня.

Выражение его глаз стало проказливым, когда Баррет расстегнул свои штаны. Стоя передо мной в своих облегающих черных плавках, он добавил.

— А ещё я люблю смотреть, как закатываются твои глаза, когда ты делаешь первый глоток утреннего кофе.

Я царапнула ногтем его голую грудь.

— Невежливо смеяться над наркоманом, а мы оба знаем, как сильно я зависима от кофе.

Баррет рассмеялся.

— Я не смеюсь над тобой, просто констатирую факты, — парень наклонился ко мне и поискал застежку платья. Расстегнув его, он склонил голову, и его дыхание согрело мое ухо. — И я люблю то, как закатываются твои глаза, когда мой язык или член глубоко погружаются в твою киску.

Внутри загорелась нужда, заставив меня вздрогнуть. Баррет прикоснулся к лямкам моего платья и спустил их по рукам. Затем я приподняла бедра, чтобы он стянул с меня наряд. А когда он не смог быстро снять его, то начал дергать ткань.

— Эй, поосторожнее, пожалуйста, с Валентино, — упрекнула я.

— К черту. Я куплю тебе другое.