Кандидат на убийство

— Резвись, резвись, Дрекссен, — ответил Турецкий, накладывая в розетку меду и пробуя его, — до поры до времени почему бы и не порезвиться? Хорош медок… Что ж ты девочку им не угостил? Пожалел?

— Какую еще девочку? — нахмурился Дрекссен. — Не знаю я никакую девочку!

— Ну-у, — протянул Турецкий, — так уж и не знаешь! Как по улицам девочек катать — так ты первый, а как признаваться в этой маленькой слабости — так в кусты. Так, что ли?

Лицо Дрекссена посерело.

— Не понимаю, о чем вы…

Турецкий отставил розетку с медом и серьезно сказал:

— Если непонятно, я могу и по-немецки объяснить. Но гораздо лучше будет, если вы, Григорий Германович, вспомните русский, хотя бы несколько слов, и расскажете нам то, зачем мы сюда пришли. Да, и будет весьма неплохо, если вы сами поведаете и про девочку, и про тех, кто вам поручил ее по городу покатать.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — упавшим голосом повторил Дрекссен.

— Ну вот — заело, — разочарованно покачал, головой Турецкий, — такое бывает, и довольно часто. Как начнет человек твердить какую-нибудь фразу, так его и не остановишь. Но сейчас, Дрекссен, у меня нет времени слушать, как ты здесь дурака из себя корчишь. Поэтому давай отвечай, а байду про то, что ты ничего не понимаешь, потом будешь оперу из РОВД впаривать, когда тебя в следующий раз с патокой вместо меда заметут. Договорились?

Дрекссен кивнул:

— А что, у нас в стране уже запрещено девочек на машине катать? Новая статья появилась?

— Да нет, — вздохнул Турецкий, — статьи про катание девочек в кодексе пока нет, зато есть другая, не менее интересная. Называется «насильственное удержание человека». Есть и другие — «похищение», «шантаж». Как тебе такие статьи? Нравятся?

— Нет, — честно ляпнул Дрекссен.

— Ну знаешь, на всех не угодишь… — вздохнул Турецкий и кивнул Гордееву. Тот достал из «дипломата» прозрачный файл с распечаткой и куклу. — Вам знакомы эти предметы, гражданин Дрекссен?

— Нет, — испуганно ответил Дрекссен, не отрывая взгляда от стола, на котором лежали улики.

Из дела Дрекссена Гордеев знал, что тот не был закоренелым уголовником-рецидивистом. Он попался на первом же мошенничестве. Поэтому перспектива влипнуть по-настоящему пугала его.

— Да-а, память у вас так себе, — заметил Турецкий, — это все от патоки. Советую вспомнить, когда и при каких обстоятельствах, и, главное, кем тебе было поручено похитить девочку, незаконно удерживать ее в течение нескольких часов, а потом шантажировать ее бабушку — Морозову Клавдию Семеновну. Может быть, мне напомнить, что именно ты требовал от нее? И как угрожал поступить, если Морозова не выполнит твоих требований? Я могу.

— Не надо, — выдохнул Дрекссен, — я сам…

— Вот и ладненько! Молодец. Так прямо сейчас и начнем.

На кухню зашел оперативник.

— Александр Борисович, я тут кое-что обнаружил. — Он рассматривал пачку фотографий. — Они у него во внутреннем кармане куртки лежали. Вот. — Не отпуская из рук обыскиваемую куртку, оперативник протянул Турецкому снимки.

— Да, любопытная коллекция, — небрежно взглянув на фотографии, произнес Турецкий. — Так ты не только сладкое любишь и девочек на машине катать. Но еще и мальчиками забавляешься.

— Это… это не мое… — пролепетал Дрекссен.

— Ну отнекиваться просто смешно. Ты же знаешь, наверное, как в тюрьме к пидорам относятся, — насмешливо подмигнул Турецкий Дрекссену.

— Я не пидор, — возмутился Дрекссен.

— А как же твоя коллекция «голубой» порнухи? — Турецкий кивнул в сторону пачки фотографий, которая находилась у Гордеева. — Или тоже шантажируешь кого-нибудь?

— А вот здесь ты, Александр Борисович, пожалуй, прав, — подал реплику Гордеев, рассматривая фотографии.

На снимках во всевозможных позах и ракурсах был запечатлен трахающийся с мужиками Олег Соловьев. Правда, на фото Соловьев выглядел лет на десять моложе, чем в жизни.

— Никак ты, Юра, кого-то узнал? — спросил Турецкий.

— Конечно. Это Олег Соловьев, который тоже свидетельствует против Варганова, — уверенно ответил Гордеев.

Дрекссен еще ниже опустил голову.

— Значит, — заключил Турецкий, — наша трудолюбивая пчелка, которая, правда, приносит больше патоки, чем меда, шантажировал не только Морозову, но и Соловьева?

— Выходит, что так.

— Очень хорошо. Значит, у нас теперь меньше работы.

Турецкий повернулся к Дрекссену:

— Ну что, Григорий Германович, вам остается теперь только поведать, кто вас сбил с пути истинного. Вернее, кто сделал так, что мирный продавец патоки теперь занимается черт-те чем — шантажирует граждан, похищает детей… Кто же этот изверг?

Дрекссен молча покачал головой.

— Как? — Турецкий приставил ладонь к уху. — Я что-то не расслышал. Кто поручил шантажировать Морозову и Соловьева? — повысил он голос.

— Никто, — ответил Дрекссен и умолк. Никакие ухищрения и уловки Турецкого не помогли. На любые вопросы о заказчиках шантажа он монотонно отвечал: — Не знаю.

— Видно, сильно запугали тебя, — сказал наконец Турецкий, — раз так упираешься. Но это бессмысленно — я ведь прекрасно знаю, кому именно выгодно все, что ты натворил. И все равно отрою ту шавку, которая тебе все это поручила, чтобы самой не мараться.