Кандидат на выбраковку

Себя Иван оценивал и ставил исключительно высоко, потому что, как он выражался, «я — рабочий и я создаю все богатства в этом государстве, я — гегемон». Соответственно этому утверждению, Иван требовал почтительного отношения к себе, со стороны всех остальных.

Нужно сказать, что я впервые столкнулся с человеком, имеющим такое отношение к деньгам и к жизни. Он откровенно презирал всех о ком говорил, в том числе пренебрежительно отзывался о лечащих его врачах. Понимание того, что он на своей буровой вышке зарабатывал очень много, по сравнению с теми же врачами, делало его отталкивающе чванливым и заносчивым.

Впервые увидев меня, Иван как-то, странно хмыкнул и, оглядев остальных, неожиданно спросил.

— А чего его так обрезали? — и снова, хмыкнул.

Мои соседи — двое молодых парней Алексей и Юрий, аж привстали от такого черного юмора. И быть бы скандалу, но я их опередил.

— Меня зовут Антон, — представился я.

— А-а-а, так ты еще и разговариваешь?

В его голосе слышалась угроза. Мне было не понятно, чего он хочет. В тот момент, совсем не хотелось, чтобы все начиналось так нехорошо. Мой более чем пятнадцатилетний опыт, научил меня находить общий язык почти с каждым, с кем мне приходилось жить в одной палате. Я знал, что ни в коем случае, не нужно начинать знакомство с конфликта.

— Разговариваю. Даже иногда на вопросы отвечаю, — я улыбнулся, показывая, что нисколько не обиделся.

— Меня Иваном зовут, — буркнул он. И, подойдя к своей кровати, бросил на нее принесенные вещи.

* * *

На второй день, после переселения в нашу палату, после ужина, Иван сидел на своей кровати. Ребята играли в шашки. Я, как и всегда, в последнее время, был занят тем, что было для меня важнее всего: сгибал и разгибал в локте правую руку, а также, разрабатывал кисть, сжимая маленький мячик.

— А вы столько денег видели? — совершенно неожиданно спросил Иван, обращаясь ко всем. С этим он полез в свою тумбочку и вытащил оттуда маленькую сумочку, такую, в которых обычно носят документы. Из сумочки он извлек бумажник и достал оттуда увесистую пачку денег.

Ребята, отвлекшись от игры, повернулись на голос. Я тоже посмотрел в сторону Ивана.

— Пятьсот рублей! — с каким-то, совершенно непонятным торжеством в голосе, сказал он. — Я это за месяц зарабатываю.

Не могу сказать, чтобы я когда-нибудь видел столько денег одновременно. Пачка, которую он держал в руке, равнялась сумме моей и бабушкиной пенсий, за полгода. Ребята тоже были не из состоятельных. Какой реакции ожидал от нас Иван было не понятно. Восхищения? Удивления? Зависти? А оно того стоит? Поэтому, и я, и ребята, посмотрев на деньги, почти сразу же вернулись к прерванным занятиям. Лишь, Алексей, что-то, очень коротко, буркнул.

— Чего ты сказал? — взвился Иван.

— Заработаем, я говорю, когда надо будет, — Алексей окончательно отвернулся, и решительно сделал свой очередной ход шашкой давая понять Ивану, что для него эта тема исчерпана.

Я повернулся в сторону Ивана. Он увидел мое движение и стал перебирать деньги в руках. Закончив считать, медленно начал впихивать пачку купюр в бумажник. При этом продолжал бросать на меня короткие взгляды.

Начиная с того дня, он стал опасаться за сохранность своего богатства. По вечерам, а также в субботу и воскресенье, днем, он куда-то надолго уходил, как он выражался «смотреть Москву». В эти часы, мы просто отдыхали. Все же очень утомительно, находиться долгое время в обществе человека, который относится к тебе с подозрительностью, граничащей с ненавистью. Самым обидным было то, что у него не было для этого никаких оснований.

Возвращаясь в палату после прогулок, он обязательно, подходил к своей тумбочке, вытаскивал бумажник и, улегшись на койку, пересчитывал деньги, изредка бросая на нас взгляды. Мы находились под подозрением.

* * *

У Ивана было что-то с плечом правой руки. Врачи подозревали опухоль и положили его на обследование. Как и полагалось, в таких случаях, нужно было ждать результатов. Опухоль была, боли в плече Иван тоже ощущал постоянно. Но, прошло уже две недели, а диагноз так и не был установлен. Все шло к тому, что нужно делать биопсию больной кости. Эта процедура проводилась под общим наркозом. И, вот как раз на наркоз, Иван соглашаться не хотел. Кто-то, еще, когда он был дома, сказал ему, что наркоз влияет на сердце.

Временами Иван вел себя абсолютно нормально, в эти моменты, с ним можно было поговорить и, было очень хорошо понятно, что человек он, на самом деле, неплохой. Может быть, он просто не знал, как это можно — быть хорошим. Когда он говорил о семье, о своей жизни, его широкое, скуластое лицо, становилось совсем другим. В нем не было ни презрительности, ни подозрительности. Каким-то образом, с лица слетала маска жесткого человека, и оказывалось, что перед тобой сидит обычный парень, с очень нелегкой жизнью за плечами. С жизненным опытом, немалым для его двадцати восьми лет. Прошедший школу жестокости. Много нуждавшийся, и много работавший. Становилась понятной его воспаленная любовь к банковским билетам и оценка всех и всего, только в денежном эквиваленте.