Первое, что я сделал, – нашел номер телефона ректора пединститута Валерия Александровича Пятина и намерился позвонить ему. Я решил начинать с самого верха, поскольку там и находятся люди, от которых что-то зависит. Ректору я пытался дозвониться в течение трех дней. То попадал в момент, когда его не было в кабинете, то, когда звонил, у него шло совещание. Существовала еще одна проблема, но это была исключительно моя проблема. В то время я очень боялся начать говорить. Пролежав двенадцать лет в санатории, я не имел элементарного опыта общения с людьми. Собираясь звонить, я сначала пытался проговорить про себя или, если был один, проговаривал вслух то, что хотел сказать. Но даже после этого, я несколько раз набирал номер, слушал гудки, и как только раздавался голос секретаря, нажимал на «отбой».
Наконец, все сошлось. Секретарь переключила меня на ректора, тот был в своем кабинете, я не нажал на «отбой» и услышал «слушаю», сказанное густым объемным голосом.
– Здравствуйте! Я бы хотел поступить в институт, – меня била мелкая дрожь и бросало в жар.
– Нет проблем, сдавайте документы в приемную комиссию и поступайте, – голос был уверенным и постепенно я начал успокаиваться.
– Проблемы есть. Дело в том, что я не могу ходить. И живу я с бабушкой, она больна. Помочь она мне не может, – я вновь почувствовал неуверенность. Мне показалось, что он меня сейчас не поймет. Не поймет, какая помощь нужна. В чем бабушка мне помочь не сможет.
– Хорошо, я пришлю к вам кого-нибудь, – ректор меня понял. Попросил продиктовать ему номер моего телефона и адрес.
– Спасибо! – сказал я в трубку, в которой уже звучали короткие гудки.
На следующий день раздался звонок. Говорил очень приятный женский голос.
– Здравствуйте! Меня зовут Крылова Люба. Ректор попросил меня помочь вам с поступлением. Что вам нужно?
– Здравствуйте…
Я уже долгое время не разговаривал ни с кем, кроме своих родных, поэтому чувствовал себя очень неуверенно. Особенно после такого вопроса. Поскольку вообще не знал, что необходимо для поступления в институт. Мы договорились встретиться и все подробно обсудить.
И тут выяснилось, что проблемы у меня возникают из «ниоткуда». Когда о встрече с Любой я рассказал бабушке, оказалось, что она в это время уходит по своим делам. Ждать, пока придет Люба, бабушка не хотела, а когда я попытался ее уговорить, разразился скандал. Доступ к моему телу стал камнем преткновения. Пришлось перезванивать Любе и назначать встречу на следующий день. Перед этим я узнал у бабушки, какие у нее планы на означенное время. Планов не предполагалось.
* * *
Бабушка могла бы уйти и не запирать замок. Дверь была с маленьким секретом: кто знал, просто поворачивал ручку и входил. Когда приходящий звонил в дверь, обычно я кричал: «Кто там?» – и если знал пришедшего, то кричал, чтобы повернули ручку и входили. Иногда «поверните ручку» я кричал сразу, едва заслышав звонок. Этого бабушка и боялась. Квартира наша находилась недалеко от железнодорожного вокзала. Очень часто к нам наведывались с различными просьбами нищие, цыгане, пьяницы. Бабушка панически боялась, что нас обворуют.
Забавно, но брать у нас было нечего. Когда отцу вынесли приговор, мать вывезла из квартиры практически все вещи. Вывезла, хотя имущество было описано. Я спросил ее, а что нам делать, если придут судебные исполнители и спросят, где вещи, ответом было – «скажи, что ты не знаешь». Когда судебные исполнители, наконец, появились, то, не найдя описанных вещей, без дальнейших разговоров уехали и больше не возвращались.
Теперь в квартире не было почти ничего, кроме старенькой кровати и очень древнего комода. Бабушка привезла их из своей каморки. Мы не имели даже телевизора. Телевизор для меня оставался единственным окном в мир. Бабушка понимала это, и мы на наши с ней очень скромные деньги, состоящие из двух пенсий, моей и ее, несколько месяцев брали телевизор напрокат.
Две квартиры – трехкомнатную, в которой жили теперь только мы с бабушкой, и однокомнатную бабушкину, было решено обменять на двухкомнатную. Если удастся, то с доплатой. Мы дали объявление в газету, и, кроме того, бабушка теперь каждую неделю, в среду и пятницу, ходила в бюро обмена. Где-то она узнала, что через бюро можно найти более выгодный вариант. Теперь моя эпопея с институтом напрямую зависела от бабушки, норовившей уйти из дома в самые неподходящие моменты. Иногда с большим трудом мне удавалось уговорить ее остаться до прихода Любы. Я очень боялся, что момент вступительных экзаменов может пересечься с каким-нибудь важным бабушкиным делом, потому что день и час экзаменов от меня никак не зависели. Я не мог позвонить и перенести час «икс» на день «игрек». В общем, несмотря на то, что очень этого не хотел, я все же создавал бабушке проблемы. Она и так была слишком нервной: в то время все ее мысли занимал отец, который нуждался в ней больше меня. Между нами часто стали возникать ссоры.
* * *