Читаем Кандидат в Будды полностью

На концерте в ДОМе собралась относительно немногочисленная публика. После зубодробительных частей («стоматология» на основе записанных Марал звуков зубоврачебного кабинета и сводящая с ума турецкая «Горбушка» Ричарда) наступила некая релаксация, приведшая через рыб и пустыню к «магазину искусственных цветов»…

После концерта меня и мою подругу пригласила в гости поужинать в свою московскую квартиру приятельница, проживающая последние несколько лет в США. Запомнился один из ее тостов: «За то, чтобы вы приехали к нам в гости в Америку!» На обратном пути в лифте отметил про себя, что вряд ли мы поедем в ближайшее время в Америку. Вспомнился покойный Владимир Петрович Резицкий, который отказался в свое время от гранта в Беркли…

На память пришел Свидригайлов и его «отъезд в Америку». Когда я учился в физматшколе, в 9-м классе я дружил с одним из двух талантливых мальчиков, живших в комнате напротив. Оба, кажется, были влюблены в одну из крайне немногочисленных девочек нашего класса. В эту девочку, впрочем, были влюблены почти все ученики класса в разное время. Однажды вечером один из моих соседей по школьному общежитию попросил у меня на ночь почитать библиотечный томик Достоевского, многозначительно добавив в ответ на мои возражения, что только на одну ночь, мол, завтра ему книга уже не понадобится. Я отдал ему книжку про Свидригайлова и лег спать. Утром, зайдя за книжкой к соседям, я увидел пустую панцирную сетку на одной из коек и большое темно-красное пятно под ней. Оказалось, что читатель Достоевского вскрыл вены — так сказать, тоже попробовал «уехать в Америку».

В мой первый приезд в Нью-Йорк, в первый день пребывания в Америке вследствие цепи случайностей нас — меня и другого музыканта моего ансамбля «Три „О“», Аркадия Кириченко, — не встретила принимающая американская сторона. Прождав несколько часов в аэропорту Кеннеди, мы оставили инструменты в тогда еще существовавшей (после каких-то давних терактов их упразднили как класс) камере хранения, купили карту города и отправились бродить по Нью-Йорку, периодически выслушивая в телефонах-автоматах музыку и текст автоответчика у тех, кто нас должен был встречать. В конце концов ближе к вечеру я сел в такси и продиктовал шоферу по-английски адрес. Заметив, что таксист меня не понимает, я сказал своему тубисту: «Аркаша, этот долб… не рубит, кажется, по-английски совсем». Возликовавший таксист, не понимавший «этого собачьего языка», оказался нашим недавним соотечественником «с Харькова», радостно повез нас бесплатно в Бруклин, по пути рассказывая о тягостях и радостях своей эмигрантской жизни. Радостей оказалось немного: «Ну разве что иногда эмигрантку трахнешь…» Сейчас, в контексте отъезда в Америку Свидригайлова, мне слышится в этом что-то некрофилическое или даже некрореалистическое, если быть ближе к сподвижникам Курехина…

Мне казалось раньше, в восьмидесятые, что отъезд за границу на ПМЖ — это как смерть. Отъезжающий теряет какое-то общее с тобой измерение. Он отдаляется…

Когда ж она, не потонув во мраке,нет, медленно исчезнувши из глаз,скользнула в ночь, подобно тени зыбкой,и он постиг, что кто-то за чертойвладеет, как луной, ее улыбкойи нежностью ее…

Р.-М. Рильке

Встреча возможна, и я в этом не раз убеждался — в разных странах, но… это бывало уже не то. Что такое самоубийство? Это отказ от собственной идентичности, от собственного Я, от привычек, языка, образа мысли.

Однако оказалось, что не все разделяют такую точку зрения. На Аркадия Кириченко встреча с тем таксистом произвела, наверное, прямо противоположное впечатление. Год спустя мы были приглашены в Сан-Франциско одним безответственным молодым человеком, но лететь вместе со всей командой поэтов и художников не могли: была еще «халтура» в Берлине на открытии какой-то картинной галереи.

В итоге в Вашингтоне, куда мы прилетели неделю спустя, оказалось, что внутриамериканские билеты Нью-Йорк-Сан-Франциско нам были куплены организаторами не с открытой датой, а с фиксированной (из соображений экономии). К тому же Африка в Нью-Йоркском аэропорту «La Guardia» скопом отдал на регистрацию всю пачку билетов, включая наши, и они были аннулированы. В ответ на все наши тщетные попытки как-то спасти ситуацию, названивая в Сан-Франциско, нам порекомендовали прикинуться «чайниками» и попытаться запудрить мозги диспетчерским службам авиакомпаний «Пан Американ» и «Юнайтед Эрлайнз», прикинуться, что мы — тупые убогие русские и ничего не понимаем, брать на жалость. Из этого ничего не вышло, конечно…

Перейти на страницу:

Все книги серии Дискография.ru

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары