Каникулы

Друзья сняли дачку за городом. Бабуся, которая сдала им дачку, была обрадована. Долго извинялась за то, что дачка несколько захламлена, но зато она с них возьмет поменьше. У нее уже не было сил добираться до дачи и заниматься дачными делами. Годы брали свое. Она бы продала дачку и за полцены, но покупателя не находилось. А их денежки будут для нее весьма серьезным подспорьем к ее скромной пенсии, которую она зарабатывала десятилетиями, начиная с детского возраста, когда еще в войну, вместо того, чтобы сидеть за партой и учить письмо Татьяны к Онегину, она доила коров на колхозной ферме, скирдовала сено, полола свеклу, копала картошку для колхозной свинофермы, заготавливала дрова по пояс в снегу, получая за это от государства натурплату, чтобы раньше времени не протянула ноги. Государство-то у нас очень народозаботливое.

Два дня они приводили дачку в приглядный вид. Выпололи сорняки, благо в сарайчике нашлась коса, поставили забор вертикально, привязали висевшую набок калитку, после чего занялись интерьером, выбросив сначала весь мусор. Поскольку в их планы не входило оставаться здесь на ПМЖ или принимать высокопоставленных гостей и капризных детей богемы, управились они довольно быстро, несильно-то упираясь и не потратив значительных средств. Место было готово. Можно было встречать гостей.

Два дня они посвятили разведке, стараясь особенно не светиться. Поэтому одевались весьма скромно, неброско, вели себя тихо, в разговоры с прохожими не вступали. Хотя городок был транзитный, но всё-таки небольшой, а поэтому нужно было постараться не оставить о себе памяти у бдительных и наблюдательных туземцев. На этот случай у них был запас разной одежды и даже парики и накладные усы и бороды, поэтому они раза два в день меняли свою внешность. Но главный принцип соблюдали — оставаться серыми незаметными мышками. Огляделся, проскользнул и исчез. Чтобы никто не успел обратить на тебя внимание.

Прошел день знаний. Школа, в которой обучалась четверка, находилась на улице, названной в честь великого писателя-гуманиста Ивана Сергеевича Тургенева. Хотя, кто такой Тургенев знали даже не все жители этой улицы. Откуда было знать классику, что на улице, названной в его честь, будут учить выродков, которых он не мог даже вообразить своей богатой творческой фантазией? У него ведь кто в персонажах? Базаров, лечащих тифозных мужиков бесплатно (заметьте!) и погибающий от нелепой случайности, идеалист Рудин, идеалист Инсаров, ангелоподобные девушки, которых назовут тургеневскими, Ася, первая чисто платоническая любовь. А негодяев-то нет! Есть мелкие смешные натуры, которых язык не повернется назвать негодяями и уродами. Но полноценных уродов днем с огнем не сыщешь на просторах его богатого литературного наследства. Счастливые времена! Счастливые люди, которые себя почему-то считали несчастными, потому что их существование отравляло крепостное право, турецкое господство на Балканах и цензура. И поэтому на Руси стоял невообразимый интеллигентский стон.

Нам бы их проблемы! Блаженные всё-таки времена! Чуть ли не Аркадия!

В школе на улице великого классика учились в две смены. Вторая начиналась в два часа. Классы с последними литерами «в», «г», «д» ходили в последнюю смену. И это было совершенно правильно, поскольку они успевали выспаться после ночных бдений. Да и учителя к этому времени уже уставали и не могли проявлять прежний образовательный азарт, да его и не требовалось, поскольку подавляющая масса этих классов никогда и ни при какой погоде не училась или не могла учиться, поскольку сюда сбрасывали «типников», так называли тех, кого в прежние времена именовали дебилами, УО (умственнно отсталыми). А во времена политкорректности им присваивали тип «седьмой» или «восьмой», что не мешало им чувствовать себя вполне комфортно. Раньше для них были спецшколы, где с ними работали специалисты, получившие нужное образование, за ними наблюдали медики, психологи. Потом оптимизировали это дело, то есть закрыли спецшколы. Тут на обычные школы денег не хватало, а что уж тут говорить о школах для дебилов. Пусть вливаются в общую массу. Специалисты разбежались, кто куда, по магазинам, ларькам, конторкам. А детишек рассовали в школы по месту жительства. Вот хорошо! И у родителей всегда под боком! И меньше шляются по улицам.

Сразу же увидели Филиппа. Была первая перемена. Он вышел на крыльцо, смачно плюнул в вазон с каким-то экзотическим растением, обложил учителя математики густым матом, потом, расставив руки колесом, что должно было означать крайнюю крутость, шаркающей походкой, виляя бедрами, направился к железной решетчатой ограде, которая по всему периметру ограждала школьную территорию, вышел за ворота на тротуар и закурил, выпуская дым сильными струями. При этом он шумно выдыхал.