Папа картинно заложил руки за спину.
— Ты знаешь, который час, Лео? — ледяным голосом спросил он.
Тролль простецки пожал плечами. Отец глубоко вздохнул.
— Уже десять вечера! — произнёс он с расстановками. Его голос стал похож на зловещее грудное рычание.
Тролль не проникся:
— И что? — спросил он по-панибратски.
— А ничего! Где наш завтрак?
Тролль сосредоточенно сдвинул брови, потом понимающе кивнул и исчез. Закрыть за собой дверь он не догадался.
Папа немного походил по комнате, после чего снова уселся в кресло. В комнате стало тихо. Какое-то время каждый из нас молча занимался своим делом. Потом за дверью послышались торопливые шаги.
— Ваша светлость! — выпалил ворвавшийся без стука Леокадиус. — Ваша светлость, там это... на кухне...
Папа стукнул ладонью по подлокотнику кресла. У него на языке уже была готова едкая речь о надлежащем поведении слуг, однако тролль выглядел настолько растерянным, что отец только и произнёс:
— Что?
Леокадиус одёрнул полы подскочившей от бега рубахи:
— Там ну, это... скандал!
Папа выгнул бровь. Мама отвлеклась от чтения и тоже заинтересовано посмотрела на сторожа. Тот растерянно умолк.
— Какой скандал, Лео? — наконец не выдержала мама. — Объясните же!
Тролль шумно поскрёб затылок:
— Да ерунда всё, ваша светлость! Жанетта осерчала. Кухарка. Говорит, гангрена какая-то... или гигиена? Словом, мух на кухне полно! Никак нельзя еду готовить.
Родители переглянулись. Няня смотрела на тролля как на умалишённого. Я деловито перебирал детали от дирижабля.
Наконец к отцу вернулся дар речи, а с ним и раздражение:
— Какая кухарка, какой скандал, какие мухи? — со всё возрастающим возмущением начал вопрошать он. — Откуда им взяться-то!
— Да известно откуда! — тролль осклабился. — Там же галерея рядом.
Отец опешил:
— При чём тут галерея?
— Ну как же — я ж их всё лето от портретов отгонял. Мух этих! Так вроде ничего, но молодой хозяин им как мёдом помазан. Тучами садятся!
Леокадиус хотел сказать что-то ещё, однако его не дослушали. Мама внезапно отложила свой роман и быстрым шагом вышла из гостиной. Мы все, как по команде, поспешили за ней.
XIII
Святая святых замка — галерея предков — располагалась на втором этаже Западной башни прямо над кухней. Портреты висели в просторном, высоком зале с витражными окнами и пыльными драпировками на стенах. Прямо напротив входа, на самом почётном месте, красовалось огромное изображение основателя семейства — лорда Ричарда Ривенгтона. Разнокалиберные лики его потомков тянулись двумя рукавами по всему периметру помещения и заканчивались почти на лестничной площадке. Собственно, на лестнице было лишь два портрета — портрет отца и мой собственный.
Из-за странной особенности вентиляции кухонные запахи в основной зал не попадали. На лестнице же всегда пахло выпечкой, мясом, зеленью и молоком. Раньше такая особенность нам не причиняла ни малейших неудобств. Сегодня же, когда под маминым предводительством, мы наконец преодолели все анфилады и переходы, нашему взору открылось странное зрелище.
По папиному портрету ползали две жирные мухи. При нашем приближении насекомые лениво поднялись в воздух и с недовольным жужжанием перелетели на соседнюю раму. Там они побеспокоили нескольких своих товарок. Те в свою очередь — своих. Всего за пару секунд воздух наполнился надсадным низким гулом, а перед глазами у нас замелькало с полсотни крупных, откормленных мух.
Отчаянно размахивая руками, мама бросилась к моему портрету.
— Батюшки! — с оперным трагизмом в голосе воскликнула она. — Георг! Георг, ты только взгляни!
Заинтересованный отец неопределённо хмыкнул. Он и без того уже стоял за маминой спиной и не сводил с картины изумлённого взгляда. Подоспевший за ними Леокадиус безразлично наблюдал за реакцией хозяев. Вид у тролля был как у опытного гида, в тысячный раз показывающего туристам изрядно намозолившую глаза достопримечательность.
Мама всхлипнула. Я на всякий случай отступил поближе к лестнице. От портрета предательски разило мёдом и путь к отступлению нужно было держать наготове.
Весь последний месяц мои членистоногие друзья работали над эльфийским шедевром не покладая крыльев. Следы их трудов покрывали портрет щедрой россыпью. В некоторых местах полотно было засижено настолько качественно, что рассмотреть изображение там уже не представлялось возможным.
— Да, — глубокомысленно изрёк Леокадиус. — Немного того... подпортили. Ну да если оттереть, оно может и нормально будет?
Мама подскочила как ошпаренная:
— Оттереть? — взвилась она. — Да я тебя самого сейчас ототру! Куда ты смотрел, простофиля? Чем занимался?
Сторож попятился.
— Георг! — не унималась мама. — Ну а ты что молчишь? Скажи хоть что-то!
Папа встрепенулся. Бросив на меня короткий подозрительный взгляд, он ткнул пальцем в портрет.
— Убрать! — коротко приказал он.
Мама застыла с открытым ртом. Леокадиус стремглав бросился за стремянкой. Чтобы скрыть довольную ухмылку во все клыки, я повернулся к родителям спиной и, прыгая через три ступеньки, заторопился на Северную башню. Кисточку и неиспользованные остатки настойки нужно было срочно утилизировать.