Каникулы на колесах

Мы болтали часами, а Тобик лежал у входа и дремал. Было решено, что как только Наташка поправится окончательно, мы тут же снимемся с якоря. Отпуск близился к концу.

Расставание

Что значит — здоровье! Организм у Наташки такой, что даже отравление не смогло скрутить ее надолго.

Едва она вышла из палатки, мы первым долгом навестили могилку Хомы Афанасьича, молча постояли перед маленьким земляным холмиком под сосной…

Свертывание лагеря почти такая же хлопотная работа, как и его разбивка. Пока наши мамы усердно драили на реке закопченную кухонную посуду, папа и дядя Вася грузили на решетчатые багажники мягкие, но объемистые тюки с постелями. Мы с Наташкой убирали на стоянке.

— А знаешь, Алик, мы только до Орши едем вместе с вами, а там повернем на Прибалтику…

— Как?! — сразу остановился я, не веря своим ушам. Наташка не поедет с нами в Москву? Да может ли это быть?

— Я же сама столько раз просила заехать в Михайловское! И теперь папа твердо решил показать мне Пушкинский заповедник. А из Прибалтики туда рукой подать.

Наташка ковыряла землю носком ноги, старательно избегая моего взгляда, а я стоял, ошеломленный, не зная, что сказать.

Подумать только, а я-то надеялся, что Наташка погостит у нас в Москве, я покажу ей свою библиотечку, подарю однотомник повестей Джеральда Даррелла; мы пойдем с ней в кукольный театр Образцова, в зоопарк, покатаемся на аттракционах в парке имени Горького…

Мы стояли и молчали, пока Наташка не взяла меня за руку, не потянула вперед.

— Нас ждут, Алик, — негромко сказала она. — Расскажи мне о Прибалтике, ты же там был. У тебя это здорово получается.

С каким удовольствием рассказал бы я в другое время Наташке о высоких песчаных дюнах, поросших соснами, над широчайшими пляжами Юрмалы; об изумительной красоте и чистоте литовских озер всюду, а особенно под Игналиной; о древнем Тракайском замке на острове, с его каменными стенами, уходящими прямо в воду озера Гальве; о скульптуре "Эгле — королева ужей" и о многом-многом другом. Мне было что порассказать Наташке о Прибалтике. Но это в другое время. А сейчас у меня пропало всякое вдохновение, еле ворочался язык. Одна мысль сверлила меня — Наташка уезжает.

Мы шли очень медленно, но я еще замедлял шаг, чтобы оттянуть возвращение на автостоянку, загребал ногами песок, срывал по пути цветочки. Тоскливо думалось о том, какое счастье было бы отправиться в Литву вместе с Наташкой. Мелькнула даже мысль попросить родителей отпустить меня с Николаевыми, но я тут же отбросил ее: конечно, никто меня не отпустит. Да, не все в жизни складывается так, как хочется!

К нашему возвращению все сборы закончились. Обе семьи уселись в машины. Перед тем как "Волге" тронуться с места, я, против обыкновения, перебрался к маме, а папа сел на мое штурманское место рядом с дедушкой. Почему-то в эти минуты меня особенно потянуло к маме. В зеркальце я видел сосредоточенное серьезное лицо папы и понял, что он думает уже о своей работе, о больнице.

Возвращаться в Москву нам всегда немного грустно. Жаль, что отпуск уже позади, что нельзя больше беспечно поплескаться в море, понежиться, ни о чем не думая, на горячем песке, посидеть у костра под звездным небом. Надо ждать целый год, пока все повторится сначала. А пока родителям — работать, мне — учиться. Но, может быть, потому-то так и заманчив, так дорог летний отдых, что бывает лишь раз в году?

Через неделю-другую наша печаль растворяется в заботах. Папа самозабвенно любит свою больницу. Сколько я помню, он ежегодно что-то строит у себя, устанавливает новую аппаратуру, привлекает опытных хирургов, кардиологов, терапевтов; выбивает дополнительные фонды, ассигнования и так без конца. Возвращается он домой поздно, когда у меня уже приготовлены все уроки на завтра, подсаживается к нам у экрана телевизора и делится своими планами: "Думаем создать отделение реанимации. В принципе Николай Георгиевич обещает свое добро. А со временем развернем из отделения целую клинику". У мамы тоже свои новости и заботы: "Ездила сегодня по вызовам на Велозаводскую. Навестила одну старушку. Хронический миозит. Прописала ей радоновые ванны, парафиновые аппликации. Но кто будет ухаживать за больной? Представляешь, у нее в Москве сын, две дочери, куча всякой родни, народ все обеспеченный, а проявить настоящую заботу о матери некому. Хлеб, молоко ей приносят пионеры, комнату убирает соседка, а родные деточки разве что раз в месяц навестят. Завтра обзвоню их по домашним телефонам. Может, совесть у них заговорит".

После окончания каникул принимаюсь за дело и я, постепенно втягиваюсь в учебу, уже с удовольствием иду в класс, отвечаю у доски. Скучать и вздыхать о минувшем лете некогда.

Но рассказов о нем у всех много.

После каникул у наших ребят куча новостей. Кто ездил к дедушке и бабушке в деревню, лето проработал в колхозе на уборке; кто, вроде нас, проехал по дорогам на автомобиле несколько тысяч километров; а кто вместе с родителями побывал и в зарубежном круизе. Впечатлений уйма, все хотят поделиться ими с товарищами, в большую перемену наша школа так и гудит.