Каникулы на колесах

Пришлось поторопиться с костром. Когда в вечернем прохладном воздухе весело заплясали красно-жёлтые языки огня и повалил густой дым, крохотные кровопийцы отступили. С жалобным зуденьем они носились вокруг, но нападать на нас уже не смели. Зато и мы дышали не столько воздухом, сколько дымом.

Когда шашлыки хорошо подрумянились, папа снял белый поварской фартук и широким жестом пригласил всех к столу. Званые гости не заставили себя ждать. О Николаевых я не говорю. Они, все трое, давно уже стали как бы членами нашего семейства. Но на этот раз приглашены были и волгоградец с женой, и умелец из Ленинграда вместе с семьей.

Покончив с едой, расхвалив шашлыки, все стали танцевать под папин аккордеон. Ленинградец склонился в любезном поклоне перед мамой, дядя Вася пригласил жену волгоградца, а тот закружил в вальсе тётю Веру.

Дедушка начал вальсировать с ленинградкой.

Танцевали и мы с Наташкой. Она сказала, что я танцую куда лучше, чем бегаю. А я ответил, что если б у меня был сейчас под ногами не песок, а паркет или линолеум, я показал бы ещё и не такой класс.

После танцев началось настоящее веселье. Папа отложил аккордеон и, сделав свирепый вид, огляделся вокруг, медленно засучивая рукава рубашки, втягивая голову в плечи как перед дракой. Потом неожиданно подскочил, потрясая кулаками:

— У-ух! Я сын гремучей змеи и черного гепарда. У меня лужёные кишки и сердце из нержавейки. Я почёсываю голову молниями, прочищаю уши раскатами грома, вместо эскимо съедаю на третье блюдо Антарктиду, вместо пива вытягиваю единым духом Тихий океан! Вяжите меня, люди, параллелями и меридианами, пока я не впал в смертоносное буйство!

— Марк Твен: "Жизнь на Миссисипи", — выдал я Наташке литературную справку.

Думается, гости мало что поняли, но Николаевы уже были в курсе и наградили папу улыбками. Тем не менее импровизация Чёрного Гепарда имела общий успех. Стихийно возникла художественная самодеятельность. Ленинградец вооружился ложками и мастерски́ выбивал ими, как кастаньетами, бешеную дробь. Наташка прошлась колесом, совсем как циркачка, и тоже была вознаграждена аплодисментами. Но всех затмила мама. Она на несколько минут скрылась в палатке и появилась оттуда уже с чёрным пятном посреди лба, в тюрбане и наряде, который очень смахивал на индийское сари. И танец, исполненный мамой, как две капли воды был схож с танцами из популярных индийских кинофильмов.

Я смотрел, как шалят взрослые, и думал о том, что не очень-то они и отличаются от нас с Наташкой, когда оказываются на отдыхе в подходящей обстановке. Мне не раз приходилось бывать у папы в больнице, в его кабинете, и я знаю, как требовательно он отдает распоряжения персоналу, деловито разговаривает по телефону. Кто бы мог подумать в больнице, что их строгий главный врач способен так дурачиться на отдыхе, не хуже школьника! А посмотрели бы в эту минуту на маму врачи, медсёстры и нянечки, как лихо она отплясывает, задрапированная простыней!

Для меня события прощального вечера на этом не закончились. Когда все уже разошлись по своим машинам и палаткам, папа уговорил-таки маму не переходить в "Волгу". Условились, что впредь они будут не только плотно застёгивать на "молнию" вход в палатку, но и класть на ночь поперек входа разлохмаченную пеньковую веревку. Ведь известно, что через колючий канат ни одна змея не переползёт. Бывалые путешественники в пустыне окружают себя кольцом из каната верблюжьей шерсти и после этого спокойно спят прямо на песке, хотя бы вся местность вокруг кишела кобрами, гюрзами, эфами и другими смертельно ядовитыми змеями.

Я сидел на песке рядом с нашей палаткой и выковыривал колючку, которая впилась мне в ногу. Тут-то я и услыхал голоса родителей. Разговаривали они совсем тихо, но мне показалось, что я уловил своё и Наташкино имя, и сразу же навострил уши. Подслушивать нехорошо. А уж собственных родителей и подавно. Но, раз уж так получилось, не затыкать же мне было уши. И, как говорят китайцы, я "повесил ухо на гвоздь внимания".

— Наташа мне очень нравится. Очень! — подчеркнуто повторила мама. ("Ещё бы!" — подумал я.) — Умная девочка, с сильным характером, волевая. Ты заметил, как изменился Алик в этой поездке? Он уже не дрыхнет как сурок, возле дедушки, много ходит, бегает, как и полагается мальчишке в его возрасте. А всё Наташа, её благотворное влияние. ("Скажите, пожалуйста, даже благотворное!") Она спортсменка, и рядом с ней наш мямля ("Ещё удар!") тоже начинает шевелиться, самолюбие заедает. Нет, как хочешь, а я считаю, нам непременно нужно договориться с Николаевыми, чтобы на будущее лето заранее списаться, приурочить отпуска́ к одному времени и снова отправиться в путешествие вместе, двумя машинами. ("Ай, умница, мама! Прощаю и "сурка", и "мямлю"!) Очень хорошая, просто замечательная семья.