Каникулы на колесах

— Туда мы от своей стоянки морем доплыли, на моторке, а обратно решили пройтись пешком, — оживлённо рассказывала Наташка. — Пошли и заблудились в лесу. Вроде бы и блуждать-то особенно негде: слева — море, справа — автодорога, а вот ухитрились как-то потерять ориентир. Мы с мамой в брюках, в куртках, лезем напролом, нам не так колко, а папа в шортах и майке, ему каждая колючка впивается в тело. Что делать? Папа нас тянет в обход, полянками, а нам жаль терять высоту. Должны же мы где-то выбраться к автодороге, как бы она ни петляла. А если спустимся к морю, придётся потом опять каждый метр отвоёвывать обратно. Кончилось тем, что врезались в заросли держидерева, еле-еле выбрались из них уже где-то за полночь. Ладно ещё попутная машина добросила нас к стоянке, а то бы пришлось топать всю дорогу пешком. Мама потом всего папу измазала йодом, заливала царапины. Так нам этот Хотхор и запомнился на всю жизнь. Плохое после забылось, а вот как визжали в колючках, блуждали в поисках дороги, перекликались между собой, так и стоит перед глазами.

Солнечный свет проникал в палатку сильно ослабленным, глаза в нём приятно отдыхали. Не то что на реке, где всё время сверкают ослепительные блики. Так хорошо было сидеть в полусумраке палатки, тихонько разговаривать с Наташкой, что я даже ничуть не жалел, что не хожу купаться или собирать грибы в лесу.

Мы болтали часами, а Тобик лежал у входа и дремал. Было решено, что как только Наташка поправится окончательно, мы тут же снимемся с якоря. Отпуск близился к концу.

Расставание

Что значит — здоровье! Организм у Наташки такой, что даже отравление не смогло скрутить её надолго.

Едва она вышла из палатки, мы первым долгом навестили могилку Хомы Афанасьича, молча постояли перед маленьким земляным холмиком под сосной…

Свёртывание лагеря почти такая же хлопотная работа, как и его разбивка. Пока наши мамы усердно драили на реке закопчённую кухонную посуду, папа и дядя Вася грузили на решётчатые багажники мягкие, но объёмистые тюки с постелями. Мы с Наташкой убирали на стоянке.

— А знаешь, Алик, мы только до Орши едем вместе с вами, а там повернем на Прибалтику…

— Как?! — сразу остановился я, не веря своим ушам. Наташка не поедет с нами в Москву? Да может ли это быть?

— Я же сама столько раз просила заехать в Михайловское! И теперь папа твёрдо решил показать мне Пушкинский заповедник. А из Прибалтики туда рукой подать.

Наташка ковыряла землю носком ноги, старательно избегая моего взгляда, а я стоял, ошеломлённый, не зная, что сказать.

Подумать только, а я-то надеялся, что Наташка погостит у нас в Москве, я покажу ей свою библиотечку, подарю однотомник повестей Джеральда Даррелла; мы пойдём с ней в кукольный театр Образцова, в зоопарк, покатаемся на аттракционах в парке имени Горького…

Мы стояли и молчали, пока Наташка не взяла меня за руку, не потянула вперёд.

— Нас ждут, Алик, — негромко сказала она. — Расскажи мне о Прибалтике, ты же там был. У тебя это здорово получается.

С каким удовольствием рассказал бы я в другое время Наташке о высоких песчаных дюнах, поросших соснами, над широчайшими пляжами Юрмалы; об изумительной красоте и чистоте литовских озёр всюду, а особенно под Игналиной; о древнем Тракайском замке на острове, с его каменными стенами, уходящими прямо в воду озера Гальве; о скульптуре "Эгле — королева ужей" и о многом-многом другом. Мне было что порассказать Наташке о Прибалтике. Но это в другое время. А сейчас у меня пропало всякое вдохновение, еле ворочался язык. Одна мысль сверлила меня — Наташка уезжает.

Мы шли очень медленно, но я ещё замедлял шаг, чтобы оттянуть возвращение на автостоянку, загребал ногами песок, срывал по пути цветочки. Тоскливо думалось о том, какое счастье было бы отправиться в Литву вместе с Наташкой. Мелькнула даже мысль попросить родителей отпустить меня с Николаевыми, но я тут же отбросил её: конечно, никто меня не отпустит. Да, не всё в жизни складывается так, как хочется!

К нашему возвращению все сборы закончились. Обе семьи уселись в машины. Перед тем как "Волге" тронуться с места, я, против обыкновения, перебрался к маме, а папа сел на моё штурманское место рядом с дедушкой. Почему-то в эти минуты меня особенно потянуло к маме. В зеркальце я видел сосредоточенное серьёзное лицо папы и понял, что он думает уже о своей работе, о больнице.

Возвращаться в Москву нам всегда немного грустно. Жаль, что отпуск уже позади, что нельзя больше беспечно поплескаться в море, понежиться, ни о чём не думая, на горячем песке, посидеть у костра под звёздным небом. Надо ждать целый год, пока всё повторится сначала. А пока родителям — работать, мне — учиться. Но, может быть, потому-то так и заманчив, так дорог летний отдых, что бывает лишь раз в году?