Каникулы оборотней

— Петушиные бои! Помните, трактирщик вчера говорил? Пойдем посмотрим! — радостно вскрикнула я.

— Мм-р-р, не ори в ухо… — поморщился котик. — Хорошо, так и быть, можем сходить, но ненадолго, все-таки здесь мы на задании. Надо понаблюдать за местными жителями. Вервольф тщательно скрывает себя, но и он в какой-то момент может потерять бдительность, тогда по определенным признакам поведения мы его и вычислим. Всегда есть ряд мелких и неброских привычек, которые с головой выдают самого законспирированного шпиона…

Я сделала серьезное лицо и приготовилась записывать на ладони.

— Если кто-то из толпы будет проявлять агрессию, впадет в беспричинную ярость, проявит стремление к насилию, начнет беспокоиться и покажет чрезмерную импульсивность — именно он, скорее всего, и есть оборотень!

— Вэк… Где-то я уже это слышала, великий знаток дедукции!

— Ты не доверяешь моим логическим умозаключениям?!

— Пусик, это же петушиные бои! Люди туда болеть идут, переживать за свои денежки, поставленные на какого-нибудь ощипанного голодранца. И все эти признаки однозначно будут проявляться у всех без исключения! Ну уж через одного точно!

Кот был заметно растерян, внезапно осознав, как сглупил. Алекс похлопал его по спине и спас ситуацию.

— Будем разбираться на месте, а сейчас пошли завтракать, кружка пива всегда вызывает зверский аппетит.

Полчаса спустя мы отправились туда, куда стекалась вся деревня. Чтобы лучше видеть происходящее на ринге, я залезла на старую бочку, спихнув с нее какого-то косоглазого мужичка. Тот попытался возмутиться, но внушительное присутствие Алекса за моей спиной снимало все вопросы.

На ринг выбежали коричневый петух и белый. Белый был крупнее, более опытный и наверняка проведший жизнь на таких вот ристалищах. У него не хватало множества перьев, одной шпоры и значительной части гребешка, тогда как у его более молодого собрата шикарный красный гребешок элегантно спускался на левый глаз. Высокомерно-презрительный взгляд его говорил о том, что он даже не сомневается в своей победе над ветераном. Демонстративно распушив перья на загривке, оба петуха долгое время угрожающе ходили по кругу, демонстрируя боевой пыл. Похоже, они были рады прогуливаться так до вечера, но зрители уже начинали проявлять недовольство.

Неожиданно коричневый петух подло подставил белому подножку, но тот, совершив умопомрачительный кувырок, бросил соперника на землю, резко приложив по шее реберной стороной крыла. Народ восторженно взвыл!

Туда-сюда сновали вездесущие гавроши, согбенная старушка старательно пыталась спереть репку у зазевавшегося торговца, две молоденькие девицы шумно обсуждали чью-то недавнюю свадьбу. Но все это было не так интересно, как появление рядом со мной неопрятно одетого типа с костылем, худого, темноволосого, с покрасневшими глазами и длинными ногтями, настолько ороговевшими, что больше походили на звериные когти. Эту деталь я хорошо запомнила, потому что он, не обращая на меня никакого внимания, с изуверским выражением на лице принялся скрести своими «когтями» по моей бочке — верно, обтачивая их. Алекс что-то выяснял у болельщиков, кота вообще видно не было, и я несколько запаниковала. Субъект же продолжал делать свое дело, то есть точить «когти». А у меня созрело два варианта: или спрыгнуть с бочки поскорее к Алексу, или…

— Эй, простите, вы случайно не тот самый страшный вервольф, которого здесь все ищут?

Я уже почти готова была раскаяться за свое глупое любопытство под взглядом красноватых немигающих глаз. Они действительно внушали ужас и прямо-таки приковывали к себе. Нет, это точно вервольф! Неужели кроме меня никто не видит очевидного?!

— Зачем вы обижаете беззащитного инвалида, мадемуазель? — с неподдельной обидой в голосе проскрипел старик, неприятно дергая носом, как будто принюхиваясь. — Вас не оставило равнодушной мое уродство? Да, мой вид у всех вызывает подозрение… Чуть кого-то ограбят — так сразу: а не был ли это мерзкий Шастель?! Чуть кого-то изобьют в темном переулке, опять кто же, как не Шастель?! Но никому нет дела, что несчастный калека и мухи не обидит… А ведь уродство исходит от самого дьявола! Значит, все, кто ему служат, уродливы, не так ли? На мне словно лежит печать зла — раз жил в Африке, в сердце тьмы, значит, продал душу! Этим все сказано, люди не хотят знать, что меня всего лишь покусали африканские гиены и душу я никому не продавал…

— О, простите, я не хотела вас обидеть, — совершенно искренне повинилась я, но он только презрительно сплюнул и, волоча одну ногу, затерялся в толпе народа.

— Странная личность, — пробормотала я, проводив его взглядом. — По всем признакам очень похож, и тем не менее…

— Еще бы, провести два года в плену у африканских людоедов — это вам не в дворцовых покоях прохлаждаться.

Обернувшись, я увидела нашего трактирщика, папашу Жерара, могучего и добродушного мужчину лет шестидесяти. Открытый и по-отечески мягкий прищур глаз располагал к доверию. Хотя на задании всегда надо быть начеку…

— А вы хорошо его знаете, раз так заступаетесь?