Каникулы оборотней

Мерло, поглядев по сторонам, наклонился поближе. Я наивно предполагала, что он будет катить бочку на маркиза д’Абажура, но ликантроп имел в виду совсем другого человека.

— Бретонец это, Жульен, напротив церкви у него лавка гробовая. Все знают, что ему больше всех выгодна эта с волком-то история. Гробов-то больше покупают! Торговля его расцвела, конкурентов-то нет.

— Слабенькое доказательство… Почему вы решили, что это именно он? — разочарованно протянула я, а командор, казалось, и вовсе не слушал, неторопливо прихлебывая молоко.

— Как же нет-то, сударыня?! Есть! Судите сами — брови-то у него срастаются, грудь волосатая, пальцы толстые и уши оттопыренные. А самое главное, я же сам его видел в волчьем-то образе!

— Вэк?!

— Вот оно и то-то! То есть волка видал ночью, гигантский такой волчара-то прямо перед его лавкой стоит и в окошко глядит. Наверно, что-то ему надо было в лавке-то своей взять или дневную-то работу доделать пришел, заказ срочный — время-то поджимает…

— А вы уверены, что это был волк? Может, какая собака деревенская?

— Я деревенских-то собак всех в лицо знаю! — с гордостью ответствовал папаша Мерло. Я еще подумала про себя: а не возвращался ли он по ночному времени из трактира в изрядном подпитии, когда «неожиданно встретил» Волка? Но арендатор все понял по моим глазам и честно возмутился: — Нет-нет, я-то был трезв как стеклышко! Ведь почитай уже годков-то тридцать не пью, с тех пор как женился на моей толстушке Жустине.

— А что вы можете сказать об Антуане Шастеле? — неожиданно вступил в разговор Алекс, пододвигая ко мне хлеб и повидло, любезно поставленные хозяйкой. Мерло неожиданно испугался или сделал вид (актерским мастерством он отнюдь не обделен — волка в лицах показать не всякий сможет. Я, например, не смогу… хотя надо попробовать… на Пусике).

— Ничего не могу… а зачем он вам-то?

— Ну, вообще-то некоторые шепчутся, что это он в волка оборачивается и никто другой, вид у него крайне подозрительный.

— А по мне так не по виду судить надо, а по делам! Зачем ему людей-то есть? И так при его должности-то небось не пропадешь… Может, люди-то на него и думают, да только больше на Зверя-то наш монсеньор похож! Но вы ему об этом не говорите, и так житья-то от него нет, — сердито заключил папаша Мерло. — А касательно семейства Шастелей, уж раз спросили, так они-то давненько тут живут. Старик Жан раньше лесником в нашем лесу был, да его молодой-то господин на пенсию спровадил. Говорил-де, постарел он, браконьеров-то не ловит, а своих, местных, за плату в лес охотиться-то пускает. А что не пускать-то — маркиз в Париже, на одно жалованье не проживешь. Просто он с егерем маркизовым договориться не смог, тот-то все хотел деньги пополам делить, а Жан Шастель пожадничал. Вот старика-то и сняли…

— И кто теперь лесничий?

— Антуан Шастель, сын его младший.

— Погодите-ка, а я думала, что он при такой внешности только у церкви побираться может?!

— С чего это? Хромой он да страшный, но не такой-то уж калека. Как из-за моря вернулся, сразу маркизу в доверие и попал, уж больно-то они характерами схожи. Людей оба не любят, себя обиженными считают. Вот и стали с того времени-то вместе на охоту выезжать, но, как Волк-то появился, ездят все реже. Но Антуан с работой справляется неплохо. Отец-то его многому научил, да и сейчас помогает зайцев-то стрелять.

— Значит, их двое, отец и сын?

— Трое! Там еще старший брат-то есть, Клод, самый незаметный в семье-то. Все травами какими-то занимается, лечит кого когда, а так все один в лесу пропадает, травы ищет целебные. Дом-то у них каменный у самого леса, на поляне стоит, но Жан с Клодом и здесь в деревне у родных-то частенько живут.

Может быть, эти сведения нам и пригодятся, а может — нет… Папаша-ликантроп, проникнувшись к нам доверием, попросил совета, как бы так устроить, чтобы и за аренду долг не платить, и в тюрьму не сесть. Правда, пока еще стражники за ним не приходили, возможно, пронесет и на этот раз, уж больно жалко деньги отдавать. Я с утешительным вздохом признала, что закон всегда на стороне богатых, так что лучше заплатить и еще годков этак тридцать потерпеть до революции. Тогда, может, что и изменится, правда, исторически ничего особо утешительного для крестьянства в тот период я не припоминала. Папаша Мерло расчувствовался такому вниманию со стороны красивой девушки из высшего сословия и, от всей души желая хоть чем-то отблагодарить, предложил показать человековолка.

— Я-то всерьез душевной болезнью не страдаю, но для вас охотно изображу. — Хозяин довольно ощерил зубы. — Не пугайтесь, мне-то не трудно, а даже приятно.

Он достал из шкафа облезлую волчью шкуру, накинул ее себе на плечи и… рыча бросился трепать сапог Алекса! Командор на мгновение замер, а потом с воплем кинулся спасать ногу — клыки у старого ликантропа оказались о-го-го! Я ринулась на помощь любимому, вдвоем мы с трудом отняли пожеванный сапог у вошедшего в роль арендатора и с грохотом ломанулись к выходу. Перевели дух, только когда дом «папаши-волка» остался далеко позади, а нас уже было не догнать.