Каникулы с чертёнком

У меня сердце зашлось в биении, дыхание перехватило. Ужас! Это же так опасно. Но Марго жива и здорова, значит, все обошлось. Про Льва и его поступки думать вообще не хотелось. Я боялась, что начинаю ненавидеть свою первую любовь. Не в силах смотреть на Павла, я отвела взгляд и принялась рассматривать сидящих за соседними столиками людей.

За каждой улыбкой скрывается боль, за каждым жестом – трагедия. Жизнь не такая простая и радостная штука, как бы мне хотелось. Но дети не должны страдать из-за жестокости взрослых! Мне до смерти захотелось зареветь, оплакивая разрушенную любовь. Я ведь и не просила ничего, готова была молча боготворить Лаврентьева. Вот только крылья почернели, и нимб превратился в рога. Как же больно.

– Света едва не покончила с собой, – нарушил молчание Павел. – Я звонил ей каждый час и поддерживал, потому что Лев запретил пускать к жене кого-либо до тех пор, пока она не подпишет отказ от ребенка. В конце концов мне удалось убедить ее, что жизнь на этом не кончается, что Света еще найдет счастье. И она сдалась. Подписала все, что Лев просил, отказалась от дочки и уехала из страны.

Мне стало нечем дышать, и я несколько раз ударила себя кулаком по груди. Бейся же, проклятое глупое сердце! Не смей страдать из-за подонка, который довел несчастную женщину до безумия. Видимо, на это и намекала Света, когда говорила о «болезни», на лечение которой понадобилось много денег. Тогда понятно, почему она так резко отреагировала на мои слова о сумасшествии. Я проехалась ей ножом по незаживающей ране! Бедная…

Ощутив, как к глазам снова подступают слезы, я прижала обе ладони к лицу и затаила дыхание.

– Здесь стали хуже готовить, – растерянно произнес Павел. – Может, уйдем?

Я молча, не в силах что-то ответить, кивнула. Проклятые слезы все же потекли по щекам. Павел накинул мне на плечи свой пиджак и приобнял, закрывая собой. Мы вышли из ресторана, и я судорожно глотнула прохладу свежего воздуха. Уже значительно потемнело, и пора бы ехать домой… Только вот нет его у меня. Ремонт в общаге еще не завершен, а на гостиницу нет денег. Надо было забрать тот злосчастный конверт. Проклятая гордость!

– Не хочешь немного пройтись? – неожиданно предложил Павел, и я выдохнула с облегчением.

Мне не только некуда было идти, я еще до смерти боялась остаться наедине с мыслями, один на один со своей болью. И даже поделиться горем не с кем: Люська загремела в больницу с сотрясением мозга, а больше у меня нет близких подруг.

Я кивнула, и мы пошли вдоль аллеи.

От пиджака Павла пахло соленым ветром и сухим сеном. Парфюм приятный, но от него не бросает в дрожь, как от того, каким пользовался Лаврентьев. Опять я думаю об этом монстре? За что же судьба засунула меня в тот дом? Я точно проклята.

Я замерла на смотровой площадке и, глядя на пылающий огнями вечерний город, теребила кулон на груди. Единственное, что осталось от моих приятных каникул – локон очаровательного чертенка в куске золота. Вспомнив, как обстоятельно предупреждала меня Марго о последствиях предательства, я улыбнулась, а по щекам снова заструились слезы.

Надеюсь, я забрала с собой ее проклятие. На него я соглашаюсь добровольно, лишь бы у моей подопечной все было хорошо. Пусть она подружится с мамой, и их вновь воссоединившаяся семья станет счастливой! Я всхлипнула и сжала кулон в ладони. Посмотрела на небо: ну пожалуйста!

Павел осторожно положил руку мне на плечо и предложил:

– Возможно, я забегаю вперед, но… ты можешь звонить мне в любое время. Просто чтобы поболтать. Я всегда тебя выслушаю, помогу или советом, или делом.

– Хотите приютить под крылышко еще одну сестренку? – сквозь слезы улыбнулась я. – Вам так нравится оберегать обиженных другом женщин?

– Понимаю, тебе больно, – немного суше добавил Павел, но руки с моего плеча не убрал. – Это пройдет. А я… просто буду рядом. Ты мне нравишься, Люба. Очень нравишься. Надеюсь, однажды я тоже заинтересую тебя. Я постараюсь.

Я закрыла глаза и шагнула вперед, и его рука наконец соскользнула с моего плеча. Со вздохом я сняла мужской пиджак и, обернувшись, протянула Павлу.

– Спасибо, мне уже лучше.

Он поджал губы, но пиджак взял. Конечно, понял мой ответ, но, судя по упрямому выражению лица, сдаваться не собирался. Мне был бы симпатичен этот мужчина… возможно. Если бы с ним не были связаны воспоминания о веселом времени, которое мы провели с Марго. Если бы не работал заместителем Лаврентьева. Все не то. Он был бы мне симпатичен, стань он Львом Сергеевичем Лаврентьевым.

Подул ветерок, и я зябко обхватила себя руками. В очередной раз пожалела, что отказалась от денег, как вдруг меня осенило.

– Можете помочь? – Все же придется попросить Павла, ведь у меня даже на такси денег с собой нет. – Подвезите до больницы.

Если он и удивился, то виду не подал. Мы быстрым шагом вернулись к машине, и по дороге Павел не раз пытался снова навязать мне пиджак, но я отчаянно сопротивлялась и делала вид, что мне вовсе не холодно. Ни капельки!