Каникулы Уморушки (Волшебные каникулы - 2)

- Надеюсь, вы будете мерить температуру не этой штуковиной?! - не выдержала Виолетта Потаповна и брезгливо указала на рулетку.

- Простите, но я перепутала чемоданчики, - покраснела Леля. - По привычке взяла свой любимый...

Виолетта Потаповна достала из тумбочки градусник и сердито положила его на стол.

- Не забудьте его встряхнуть! - напомнила она врачу.

- Зачем?! - ахнула Леля. - Если я стряхну градусник на пол, то он разобьется!

- Вы что, никогда не пользовались термометром? - удивилась Виолетта Потаповна.

- Конечно, нет, - гордо ответила Леля. - Я ни разу в жизни не болела!

- С вами все ясно... - грустно проговорила Виолетта Потаповна и тяжело вздохнула: - Бедные дети!.. Бедный мой Петенька! Я так и не узнаю, чем ты болен!

Чихаевой стало стыдно и она, пряча глаза от пациента и его бабушки, сказала:

- Зато я защищала честь института... тридцать три раза!!! У меня двадцать медалей и шестьдесят четыре диплома! А еще два бронзовых ядра и одно серебряное!

Она положила рулетку обратно в чемоданчик, закрыла его и пошла к выходу. Уже в дверях, собираясь попрощаться с Виолеттой Потаповной, тихо проговорила:

- Наверное, мой диагноз насчет ОРЗ ошибочный... Не давайте внуку аспирин... Пусть полежит, отдохнет...

- Но что же все-таки с ним? - спросила бабушка юную врачиху. - Ходит скучный, глаза отводит, от еды отказывается, на щеках красные пятна... Ума не приложу, что с Петенькой случилось!

- А может быть, он что-нибудь скрывает? И даже в чем-то вас обманывает? - предположила Леля.

- Мой внук не станет обманывать свою бабушку! - обиделась за Петю Виолетта Потаповна. - Его второе "я" не позволит ему это сделать! А вам, уважаемая, профессора в институте, наверное, иначе объясняли эти симптомы.

- Что говорили профессора - мне мешали узнать мои вечные соревнования. Но мой личный жизненный опыт... - Леля не договорила и, кивнув на прощание головой, отправилась к другим пациентам.

Глава девятая,

в которой не вовремя зазвонил телефон

Иван Иванович и раньше любил немного помурлыкать себе под нос какую-нибудь песенку, а уж когда превратился в настоящего кота, то дал своей слабости волю на всю катушку. Он даже стал напоминать чем-то радиоприемник, который, включив, чтобы послушать новости, позабыли выключить. Богатейший репертуар, накопленный за долгие годы, выплеснул Иван Иванович на своих немногочисленных слушателей. Здесь было все: арии из опер и старинные романсы, народные песни и песни эстрадные, были даже песни без слов (просто мурлыканье). А некоторые вещи Гвоздиков сочинил сам. Весь репертуар Ивана Ивановича почему-то строился вокруг двух-трех тем: о кошках, о мышах, о мартовский ночах. Из огромных мировых запасов песенного творчества он выбирал вещи именно на эту тему. Так, например, в очередной раз сладко потянувшись и поточив коготки о ковер, Иван Иванович вдруг оповещал во всеуслышание:

"Я пушистый серенький котенок,

Не ловил ни разу я мышей..."

А через минуту, как ни в чем не бывало, серьезно заявлял:

"Жил да был черный кот за углом.

И кота ненавидел весь дом.

Только песня совсем не о том,

Как обидно быть черным котом!"

Пока Уморушка и Маришка гадали, как это из серенького котенка мог получиться черный-пречерный кот, Иван Иванович затягивал уже романс собственного сочинения:

"Хоть снег еще лежит на плоских крышах,

Но сердце чует март!.. любимый март!..

Хвосты котов колотятся по трубам,

И всюду слышен гвалт,

кошачий

громкий

гвалт!..

И пусть хозяйки люто проклинают

Нас по ночам,

по мартовским ночам!..

Мы вопли их иль не заметим вовсе,

Иль прямо с крыш

пошлем

ко всем чертям!"

- Какой снег, какой март, какие вопли, Иван Иванович!.. - пробовала вразумить вошедшего в раж певца Маришка. - Лето на дворе! И снега давным-давно нет! И вообще, вы - не кот, а человек!

После таких замечаний Гвоздиков начинал немного сердиться и концерт свой на некоторое время прекращал.

- Послезавтра спектакль, я в роль вхожу, по системе великого реформатора занимаюсь... А вы... Эх вы! - и старый учитель, обиженно свернувшись клубочком, отворачивался к спинке кресла, чтобы не видеть глупых и ничего не смыслящих в театральном деле девчонок.

Но уже через пять или десять минут из глубины кресла вновь раздавалось:

"Тише, мыши, кот на крыше,

А котята еще выше!

Разбегайтесь, мелкота!

Не тревожьте вы кота!"

И, услышав это, Маришка и Уморушка радостно переглядывались: кажется, их старый друг сменил гнев на милость!

Пел Иван Иванович про котят, умудрившихся залезть выше крыши, и вечером накануне смотра драмкружка. А спев, надумал и сам погулять на свежем воздухе.

- Вы тут хозяйничайте, - сказал он юным квартиранткам, - а я пойду промнусь. Мурзик с Пантелеичем, поди, заждались меня.

- Какой Мурзик? - удивилась Маришка.

- Какой Пантелеич?! - удивилась Уморушка.

- Кот Пантелеич из семнадцатой, а Мурзик из четвертой квартиры. Очень порядочные коты, оба прекрасно воспитаны. Да вы что, не знаете их разве? - в свою очередь удивился Гвоздиков.

- Не знаем. Нам не до них сейчас, - ответила за себя и за подругу Маришка.