Каникулы в Бракьенском поместье (СИ)

   - Да, я поеду с тобой. Только прежде побываем... вернее, ты побываешь у моей матери?

   - Непременно.

   Пока Робер собирает вещи, я взглядом прощаюсь с комнатой, в которой провела столько времени.

   - Подожди, я сейчас, - Робер уходит и вскоре возвращается с полной бутылью масла для фонаря.

   Дорожный сундук собран.

   - Идем?

   - Идем.

***

   Зимний лес прекрасен, как храм, над дорогой - белый свод ветвей...

   Робер правит кабриолетом, я приютилась рядом. Фонарь стоит между нами на сиденье.

   Робер спрашивает:

   - Тебе не холодно?

   - Нет, мне хорошо. Ветер...

   Робер боялся, что меня унесет ветром, из дома мы выходили медленно-медленно... Но нет, ни ветер, ни холод не причиняют мне вреда. Холодно Роберу.

   Говорю:

   - Как ты думаешь, видел меня кто-нибудь из слуг?

   Не отрывая взгляд от дороги, он делает неопределенный жест и отвечает отрывисто.

   - Не знаю. Впрочем, все равно.

   - Тебя не было целый день... Я думала, ты уже не вернешься.

   Теперь Робер оглядывается, в его взгляде столько нежности, что я невольно подаюсь к нему.

   - Если бы я зашел, то уже не смог бы уехать. Когда знаешь, что любая новость, любое воспоминание может тебя отнять... - Он не заканчивает.

   Качаю головой.

   - Не волнуйся, теперь меня у тебя ничто не отнимет.

   Даже если утром я увижу свою мать. Даже если мне больше всего на свете захочется, чтобы она меня увидела.

   - Ты поговоришь с моей матерью?

   Он кивает.

   - Не волнуйся, я сделаю все, как надо.

   Дорога петляет, то взбирается на холмы, то круто идет вниз. На прояснившемся небе ярко светит луна. Лес неожиданно расступается, мы проезжаем спящую деревню - вереницу островерхих крыш. Дым из труб стелется низко - к оттепели.

   Снова лес, бесконечная аркада деревьев.

   Рассвет высветлил лесную чащу. Куда ни глянь - коричневое с белым, только пятна мха радуют глаз зеленью.

   Гляжу на осунувшееся лицо Робера.

   - Сколько ночей ты уже не спал? Две?

   - Три. Ничего, вот доберемся...

   Я прерываю его.

   - Чшшш! Прислушайся...

   Позади слышен стук копыт. Доносится крик Жежена:

   - Робер, подожди! Ты был прав: я нашел закладные! Мы поедем в Сен-Мевенн вместе!

   Робер натягивает поводья.

   Сзади, из-за поворота, появляется Жежен на сером коне. Он поднимает руку, чтобы поприветствовать Робера, и тут лицо его сводит судорогой ужаса - он увидел меня. Жежен что-то кричит, не разобрать. Запряженная в кабриолет лошадь испуганно дергает в сторону. Робер рвет на себя поводья, кабриолет наклоняется, и я вместе с фонарем кубарем лечу на землю.

   Звон разбитого стекла, истошный крик Робера - и вот я сижу на земле среди цветных осколков и гляжу на дотлевающий фитиль. Слабость, слабость и тьма, подступающая изнутри...

   Робер, соскочив на землю, опускается на колени рядом со мной, повторяя: "Ивона..."

   С усилием шепчу:

   - Робер, не дай... мне уйти...

   И прежде, чем тьма успевает поглотить все вокруг, я слышу молящее, протяжное и страстное пение на незнакомом языке:

   "Cu ti lu dissi ca t'haju a lassari?

   Megghiu la morti ma no chistu duluri..."(2)

***

   Прихожу в себя дома, в постели. Раннее, сумрачное утро. Надо мной склонилась исхудавшая Асьен. В воздухе еще звучит последняя строфа песни, но куда подевался лес и почему я здесь?

   - Асьен, что со мной? Как я здесь оказалась?

   Асьен смотрит на меня, словно не веря своим глазам, затем бросается обнимать, приговаривая: "Деточка! Деточка моя дорогая!" Оставив меня, бежит к двери с криком: "Госпожа!.." - но тут же снова возвращается, вытирая глаза передником.

   - Да что случилось?

   Всхлипывая, Асьен поясняет:

   - Вот уже год, как вы ни с кем не разговариваете, никого не узнаете... Кормить вас - и то приходилось чуть не силой. И каждый вечер, стоило солнцу закатиться, с вами случался обморок - до самого рассвета. Последние три дня обморок не проходил, и мы ждали худшего... А все после того, как год назад вы исчезли невесть куда и вернулись домой только на следующий день, больная, истерзанная...

   И тут я вспоминаю все. Как решилась пойти к Бракьену - умолять его вернуть хотя бы матушкины фамильные драгоценности. Как у него начался приступ гнева. Вспоминаю тяжелую трость, занесенную над моей головой... И фонарь с цветными стеклами - последнее, что я видела, падая на каменные плиты пола.

   Я тогда потеряла сознание, очнулась в саду на холодной, мокрой земле. Голова раскалывалась, перед глазами - мутная пелена. Не сразу поняла, что старик, стоящий ко мне спиной, роет яму. Могилу... Я отползла под деревья, потом кое-как поднялась и побрела к выходу из сада. Старик не услышал. Благодарение Богу и всем святым, ворота были не заперты.

   Сразу за границей поместья начинался лес. Ночь и полдня я шла по лесу, падая, с трудом поднимаясь... И уже на пороге дома силы оставили меня окончательно.

   Значит, все время, пока я болела, моя душа оставалась в поместье. И когда Робер... Я вздрагиваю. Но где же Робер?

   - А это Робер, мой друг. - Издали, с улицы, доносится голос Жежена. - И все-таки впустите нас, мадам.

   Превозмогая головокружение, поднимаюсь с постели и, как была, в ночной рубашке, не слушая причитаний Асьен, цепляясь за стену, спешу к выходу.