Я постоянно пытался дозвониться до Энн, но ее телефон был вне зоны доступа.
Я сидел в машине, прокручивая ленту новостей в телефоне, надеясь узнать хоть что-то еще, не выключая радио и стараясь не замечать то затихающие, то вновь разрывающие воздух звуки сирен.
Я не знал, что нужно делать в таких ситуациях, да и можно ли чем-то помочь? Но я стал молиться. Как мог. Своими словами. Мне казалось, что Бог меня слышит. Я никогда не сомневался, что Он есть, но редко к Нему обращался.
К семи часам вечера нервы были напряжены до предела.
Энн все еще вне зоны доступа.
«Международный аэропорт Лос-Анджелеса закрыт, рейсы не принимаются и не отправляются».
«Взрывчатки на борту угнанного самолета не обнаружено. Ранее сообщалось, что на захватчике был пояс смертника».
«Действия угонщика авиалайнера могут быть продиктованы личными мотивами».
И, наконец, в девятом часу вечера:
«По сообщениям Департамента полиции Лос-Анджелеса все пассажиры захваченного самолета освобождены. Сейчас им оказывается необходимая медицинская и психологическая помощь в здании аэропорта».
Я рванул к оцепленной территории.
— Туда нельзя, — безучастно сообщил полицейский, даже не глядя на меня.
— Там моя девушка! Я не могу с ней связаться!
— Я не могу вас пропустить.
— Да что вы за люди такие! Скажите тогда, что с ней? Я хочу знать, что она в порядке!
Таким неуравновешенным был не один только я. В паре шагов от меня в истерике билась женщина средних лет, умоляя ее пропустить.
— У меня там дочь, внуки! Ну как вы не понимаете? А я уже столько часов не знаю, что с ними!
Через десять минут по рации передали, что встретить пассажиров захваченного лайнера можно у северного входа, и я рванул туда. Там была настоящая давка, и я, вовремя вспомнив о безопасности, надвинул капюшон на лицо, поблагодарив судьбу за то, что по какой-то случайности решил сегодня с утра напялить худи.
За пять или семь минут ожидания я успел увидеть столько радостных слез людей, прошедших через боль, страх и неизвестность, что эта встреча, пожалуй, навсегда останется в их судьбах как самая яркая и долгожданная.
Наконец я увидел ее. Тоненькая фигурка, хвостик на голове. Озирается по сторонам, и взгляд такой напуганный. Вот и первое самостоятельное путешествие в Америку. Если бы я только знал, чем оно для нее обернется!
Я рванул через толпу, едва сдерживая крик — всё равно не услышит, слишком далеко.
Когда между нами остались считанные метры, я наконец прокричал:
— Энн!
Мне казалось, что я прокричал, но голос прозвучал гулко и едва слышно.
Пришлось повторить.
Она обернулась.
Ее лицо — испуганное, ошарашенное лицо маленькой девочки, до конца не осознающей, что же произошло и чем все могло закончиться, — навсегда отпечаталось в моей памяти.
— Ларри…
Она приникла к моей груди, и из ее глаз потекли слезы, быстро переросшие в настоящие рыдания. Я знал, это выход эмоций. Боль и страх не могут долго сидеть внутри. И всё-таки я ей гордился. Такой маленькой и такой сильной.
— Слава Богу, ты жива! Слава Богу! — только и выдохнул я, обнимая ее и прижимая к себе еще крепче.
В этот миг не существовало больше ничего. Только этот клочок земли. Только эта маленькая женская фигурка в моих руках, вздрагивающая от рыданий. Только мое сумасшедшее колотящееся сердце в груди.
Я аккуратно увлек ее за собой в машину.
Прогулка вдоль океана, естественно, отменилась. Мы молча приехали в дом, осматривать который у нее даже не было сил. Выпили вина, и Энн попросила проводить ее в комнату. И остаться.
— Ты можешь побыть со мной, пока я усну?
— Конечно, — срывающимся голосом ответил я.
Мы не говорили о произошедшем. Вообще мало о чем говорили. Слишком сильны были эмоции. Слишком тяжелой оказалась усталость.
Уснула она быстро, но сон был такой беспокойный. Несколько раз я просыпался от того, что Энн вскрикивала или металась по кровати. Будил ее, прижимал к себе, и футболка моя снова намокала от слез. Мы засыпали, а через час или два все повторялось.
— Прости меня, — шептала она едва различимо, не переставая всхлипывать.
— Всё хорошо. Всё хорошо, — как заведенный повторял я, и лишь обнимал ее крепче и целовал в волосы. Хреновый из меня психолог. Своими объятиями я все могу объяснить гораздо лучше, чем глупыми словами, от которых так мало толка.
Утром мне нужно было ехать в городок, находившийся в ста километрах отсюда, но я не знал, как оставить ее здесь одну. Она ведь не справится.
Пришлось разбудить.
— Энн… Энн…
— М? — сонно протянула она, приоткрывая глаза: сперва один, потом другой. — Сколько времени?
— Еще рано, но мне нужно ехать. Хочешь, отправимся вместе?
— А можно? — тут же приняла сидячее положение она, взлохмачивая волосы.
— Почему нет?
Собралась она быстро. Мы перекусили в кафе и в удобном микроавтобусе класса люкс добрались до места за пару часов.
Было запланировано одно интервью, саундчек и концерт. Я не мог оставить Энн без присмотра, поэтому решили снабдить ее бейджиком для персонала и представить как помощницу менеджера, который всюду ходил со мной.