Каникулы в Останкино

По хозяйству я помощник, в доме дворником служу,

Сорок лет у господина за порядками слежу.

Барин мной всегда доволен, редко он меня ругал,

В воскресенье раз в неделю пятачок мне выдавал.

Раз прислал мне барин чаю и велел его сварить,

Но я отроду не знаю, как проклятый чай варить?!

Вот я взял полфунта чая и весь высыпал в горшок.

Положил я луку, хрену и морковки корешок.

На таган я чай поставил, да лучиной замешал,

За огнём смотрел я зорко, чтобы чай не убежал.

Чай мой вышел – объеденье! Раз ещё прокипятил,

А потом для украшенья сверху маслица подлил.

Снял горшок я, сажу вытер и поставил чай на стол.

Положил к тарелке ложку, тут и барин подошёл.

«Чай готов – извольте кушать!» – Снял я с барина пальто.

«Молодец, приятно слушать, вот хвалю тебя за то.

Если будешь ты примерно, как сейчас, всё исполнять,

То на праздники, наверно, подарю рублишек пять».

Пять рублей вот это деньги! Можно вволю погулять!

И Акулька-недотрога меня будет уважать.

Слышу, барин рассердился, меня в горницу позвал,

В волоса мои вцепился и таскал меня, таскал.

Сильно очень он ругался, злой по горнице ходил,

Тут попалась ему палка – вплоть до кухни проводил.

Долго думал и гадал я, чем не смог я угодить,

Наконец я догадался: чай забыл я посолить…

Ох, как мы ухохатывались от процесса заварки чая,

особенно от неожиданной догадки дворника…

Долгие деревенские зимние вечера я коротал в обществе моей любимой бабушки Тани и двух младших сестёр. Родной и двоюродной. Так как дневные дела мы заканчивали перед приходом темноты, а смурнеть зимой начинает раньше, чем заканчиваются неисчерпаемые детские силёнки, то с удовольствием посвящали вечера слушаниям бабушкиных рассказов.

Любила бабушка усаживать внучат подле себя и пересказывать интересные случаи из жизни Иисуса Христа. Не перечитывала Библию или выдержки из многочисленных старинных книг из секретного сундука, а вела сказы своими словами. Простенько говорила, словно Иисус давнишний её знакомый. У нас создавалось впечатление, что проживает он где-то рядышком. Увлекая недлинными историями из пережитого ею прошлого, бабушка незаметно подводила внучат к мысли, мимо ряженья и устоявшихся ритуалов колядования, до сих пор имевших место быть, надо назубок выучить некоторые «песенки», которые предстоит петь днём празднования Рождества Христова. Мы и не сопротивлялись – внимали всему, что представляли себе на уме. В навечерие повторяли наперебой, что осталось в голове. Бабе Тане того и надобилось. Христианское мировоззрение давало слабину к подобным остаткам язычества, но и пользовалось, в игровой форме смешивая прошлое с настоящим.

Вы знаете, как хочется кушать в Сочельник? Ну да, когда «до первой звезды нельзя», а ты мало понимаешь почему?

Целый день гонялся по деревне, на катке мутузил шайбу, забежал пообедать, а тебе говорят, некоторое время придётся обождать. Не понимающий смыслов долгих говений желудок заставляет глаза искать что-нибудь съестное по упечи и заглядывать во все горшки и плошки. И тут в дело вступала наша бабушка! Минут через пять после первых вопросов о еде звала внуков за стол, приговаривая: «Звезда уже взошла, верно, просто из-за облачков не видно. Садитесь, сочиво подам».

А нам и требовалось только, что скоро покушать! Усаживались за стол, баба Таня приносила графинчики с напитками, вазочки с вареньями и большую плошку с сочивом, которое имело не очень приглядный вид, казалось обычной рисовой кашей, но оказывалось непревзойдённо вкусным яством.

Набухший рис, жаром печи вытомленный в чугунке, слегка, чтобы приторно не казалось, заправлялся мёдом и небольшим количеством подсолнечного масла – вкуснота, пальчики оближешь! Такой каши можно съесть сколько душе угодно, запивая тёплым и в меру кисловатым клюквенным морсом, да ко всему подмазывая каждую ложку густым вареньем.

Сама же бабушка за стол с нами не садилась. Внуков хоть и баловала, но благоверно соблюдала Рождественский пост.

Рождественское утро начиналось чуть свет. В самую рань достаточно трудно приводить в чувства детский организм, но своевременное напоминание о предстоящих колядках быстро выгоняет утреннюю леность. Наспех одевшись, мы всей троицей высыпали на улицу. Возле ближних закоулков собиралась гурьба полусонных ребятишек. Группировались по несколько человек что подружнее, и расходились по разным концам деревни. Обход начинали с крайних избушек, не пропуская даже те, где не горел свет, и не мерцали огоньки лампадок. Двери в такие дни не запирались с вечера, все ждали праздника.

Громко голосящая ватага вваливалась в избу и осматривалась. Кто почисту одет, кто перемотан разноцветной мшелью – кому святки, а другим колядки. Нет церковного угла, значит люди молодые живут – гости кривлялись и зачитывали какие-то четверостишия про животных, про хлеб и прочие закуски. Горящая лампадка в красном углу значила людей верующих – заученной накануне песней гости восславляли рождение Христа, следуя этикету начиная песнопения с приветствия:

–– Здравствуйте хозяева!

–– Здравствовать и вам!

–– С Рождеством Христовым!

–– С чем пришли, гости дорогие?