Каникулы в Простофилино

Я растерялась и начала шарить глазами по суфлеру, отыскивая секундомер. Ну почему Валечке пришло в голову отвести Ивану для высказывания именно двадцать семь секунд? Как их отсчитать? Может, произносить про себя: и раз, и два, и три?

– У каждой вещи есть эмоциональная сущность, – закурлыкал прозаик, – поэтому необходимо стать вегетарианцем. Вам не понять писателя, мы – обнаженные нервы. Вот ем я ломтик колбасы и ощущаю состояние говядины, как она бродила по лугам, пила воду, наслаждалась медом…

Я закивала головой. Наверное, Орлов прав, мне не понять истинного литератора. В конце концов, я никогда не претендовала на место Достоевского, всего лишь пишу милые детективы, книги для отдыха и расслабления. Но все же хорошо знаю: «говядина» не способна бегать по травке, подобным занимается корова. И может ли буренка во время прогулки наслаждаться медом? Каким образом ей добыть сладкие капли из улея?

Перед глазами развернулась картина: здоровенная коровища подкрадывается к пчелиному «домику», вытаскивает правым копытом торчащую за рогами соломинку, втыкает ее в улей и…

– Овощи! – взвизгнул Иван. – Вот наше спасение! Но, согласитесь, постоянно есть морковку надоест.

– Да, – кивнула я, – тонкое наблюдение.

– Без ехидства, пожалуйста, – не одобрила ведущую Валечка. – Зажги любовь к гостю, думай о том, что придурок скоро уйдет.

– Морковка, морковка, морковка… так и в депрессию впасть можно, – вдохновенно вещал Орлов, абсолютно не подозревавший, что ведущая, кроме его речи, слушает еще и наставления режиссера. – Поэтому я маскирую ее под свеклу! – радосто пищал Иван. – Сейчас натру корнеплод, полью гранатовым соком, оранжевый цвет превратится в темно-красный, добавлю укропчика…

– Не проще ли взять сразу свеклу? – не посмотрев на суфлер, спросила я. – Зачем столько мучений с морковкой?

Иван заморгал.

– Ну ёлы-палы… – заныла Валечка. – Что ты пристала к долдону, похвали его, пусть готовит, а сама займись пока Риммой.

– Восхитительный рецепт, – закатила я глаза, – начинайте.

– Вам правда нравится? – осторожно осведомился Орлов.

– Да-да! – с жаром закивала я.

– Не лукавите?

– Нет-нет!

– Думаете, свекла из морковки ерунда?

– Полагаю, она замечательна. Вы сделайте, а мы оценим!

Зал захлопал и загудел.

– Молодца, – похвалила Валечка, – мастерство не пропьешь.

Я обрадовалась. Ну и ничего страшного в гостях нет!

– Зачем меня позвали? – взвизгнула Римма. – Все внимание Орлову. Ясное дело, вам забашляли за его пиар! А я стою тут никому не нужная… Даже голову ко мне не повернули. Все, прощайте!

– Держи истеричку! – заволновалась Валечка. – У нас кулинарное шоу, милая семейная программа, а не передача «Двери», где люди морды друг другу бьют. Смикшируй скандал.

– Ой, какая лягушечка… – засюсюкала я. – Как ее зовут?

Римма прищурилась.

– Вы знакомитесь с сосисками перед ужином?

– Простите, не понимаю…

– Перед тем как бросить сосиськи в кипяток, жмете каждой руку и говорите «Добрый вечер»? – не успокаивалась Римма.

Агрессия, исходящая от поэтессы, пугала.

– Нет, конечно, – решив обратить грубость в шутку, засмеялась я, – у колбасных изделий нет рук, и всякие там шпикачки не понимают человеческую речь.

– За каким тогда дьяволом спрашиваете имя у котлеты?

– Извините…

– Из этой жабы мы сейчас сделаем филе.

– Ой! Она ведь живая! – подпрыгнула я.

– Предпочитаете питаться дохлыми тварями? – оскалилась поэтесса.

Я потеряла способность выражать мысли словами. Клосс взяла с подноса молоток, положила его на стол и, зловеще ухмыляясь, начала снимать крышку с банки. Валечка издала протяжный стон, зрители затаили дыхание. И тут до меня дошло: поэтесса сейчас преспокойно убьет живое существо, потом, особо не мучаясь, пожарит останки несчастной лягушки и предложит ведущей отведать блюдо. Только не надо сейчас напоминать мне, что паштет, который во время завтрака я мазала на тост, когда-то был прелестной уточкой, и я не имею никакого права ненавидеть госпожу Клосс! Все правильно, но птичку не резали на моих глазах!

Пальцы Риммы тем временем соскальзывали с пластмассовой крышки.

– Давайте помогу, – предложил Иван, временно отвлекшийся от трансформирования морковки в свеклу.

– Вы способны справиться со столь трудным и опасным делом, как открывание банки? – не упустила момента поиздеваться Римма и отвернулась от прозаика.

Иван покраснел, взял стеклянную емкость, поднатужился…

– До сих пор ни одному мужику не удалось ничего хорошо сделать до конца, – продолжала Римма.

Зал зааплодировал, Орлов надулся, но крышка даже не пошевелилась.

– Обязательно уронят, – вещала поэтесса.

Орлов вздрогнул, банка выпала из его рук.

– Разобьют, – каркала Клосс.

«Дзынь…» – пронеслось по студии.

– Начнут собирать осколки и порежутся.

– Ой, ой! – застонал Иван. – Стекло-то острое, дайте йод!

Я словно завороженная наблюдала за происходящим в студии. Похоже, мужеподобная поэтесса настоящая ведьма – она зомбировала несчастного Орлова! Иначе по какой причине Иван, словно кролик, выполняет установки «гипнотизера»?

– Вау! – завопил из зала восторженный детский голосок. – Побег из Шоушенка! Ваша котлета удирает!