Каникулы в Риме

Она ушла и вернулась с двумя пластиковыми стаканчиками, похожими на рахитичные наперстки. В них плескалась неопознаваемая бурда.

– Что это?

– Кофе. Из автомата.

– Калашникова?

– Да, Калашникова, – согласилась Инга.

– Я не стану это пить. Ты издеваешься? – Он начал закипать. – Или ты прекращаешь все это, или мы сейчас же отсюда уходим.

– Макс, не стоит на меня сердиться, – сказала Инга. – Посмотри вокруг. Это то, что они пьют, они делают. Ты просил, чтобы я тебе показала, – я показываю.

Он огляделся. К кофейному автомату стояла очередь, люди несли тонкостенные стаканчики, наполненные отходами производства, с такой нежностью, будто там плескался пятидесятилетний «Далмор»[2]. И отхлебывали с удовольствием, вот что странно! Макс взял стаканчик, понюхал бурду, глотнул. М-да.

– Испытание пройдено? Можно выплеснуть остаток?

– Давай мне, я допью.

– Инга, ты сляжешь с гастритом, и я останусь наедине с монстрами. И больничный тебе не дам.

– А я и не попрошу, – сказала она и допила кофе сначала из Максова стаканчика, потом из своего. – Максим Эдуардович, можете не беспокоиться за мое здоровье, оно крепче Сталинграда.

Макс промолчал.

Она была какая-то не такая. В этой одежде, в непривычной обстановке Инга преобразилась, словно в кривом зеркале, и это совершенно Максу не нравилось. Он не любил неожиданностей в том, что не касалось бизнеса. В бизнесе постоянно приходится идти на риск и выплывать, отталкивая лезущие в лицо обстоятельства, возникающие будто бы из ниоткуда; однако люди, которые на Макса работали, должны преподносить только приятные неожиданности. Только так и никак иначе.

Особенно его Инга, в его мире.

Макс вновь на нее покосился. Она сидела, нога покачивалась, как будто не кроссовка на ней, а туфелька, и вид у Инги был такой, словно она здесь своя. Как будто она все годы притворялась, а на самом деле являлась шпионом врага, подосланным в Максов мир. Мир, где не было места… всему этому: туристам, галдящим так, что уши закладывает, орущим и беснующимся детям, плохому кофе, отсутствующему «Далмору» (черт бы его побрал!), безвкусной одежде, книгам в мягких обложках. Макс снова посмотрел в айпад, где к тринадцати неотвеченным письмам прибавилось еще три. О-хо-хо, пронесло.

Макс, почти не думая, стучал по клавиатуре, пока не позвали на посадку – между прочим, задержавшуюся на добрые пятнадцать минут. В самолете легче не стало: пришлось пройти почти в хвост, умная Инга мгновенно устроилась у окна, а рядом с Максом плюхнулась конопатая личность мужского пола, лет десяти от роду.

– Ух ты, – сказала личность и сунула густо покрытый веснушками нос прямо в Максову рабочую почту, – это у вас айпад?

– Айпад, – согласился Амлинский.

– А игры на нем есть?

Благоразумное ледяное молчание пацана не остановило.

– А это что за значок? Ух, у моего друга Лешки есть айпад, но он мне не дает смотреть!

– Кирилл, отстань от дяди, – предложила женщина, которая заталкивала сумки и пакеты в багажный отсек. Сумки лезли плохо, цеплялись углами. Из пакета высовывался почему-то свернутый плед.

– Ма-ам, вот какой айпад, как у Лешки, смотри!

Женщина глянула на планшет, на Макса и негромко сказала:

– Извините.

– Извинения принимаются.

– Кирилл, садись на соседний ряд.

– Ма-ам!

– Кирилл, сядь, пожалуйста.

– Максим Эдуардович, – предложила Инга, наклоняясь к нему, – если хотите, мы поменяемся местами.

– А как же чистота эксперимента? – не удержался от легкого ехидства Макс.

– Пострадает.

– Тогда сиди где сидишь.

Протестующего Кирилла переселили на соседний ряд, стало потише, и Макс выключил айпад, чтобы – как там верно сказано? – насладиться чистотой эксперимента.

Ладно, ничего страшного не творится, правильно? Это обычный самолет, только не бизнес-класс, вот и все. Старый, добрый, вожделенный и недоступный нынче бизнес-класс. Так вот что происходит у тебя за спиной, когда ты в мягком просторном кресле, вытянув ноги, наслаждаешься хорошим обедом! Здесь их вытянуть некуда. Колени Макса упирались в спинку переднего сиденья и все норовили расползтись в стороны, поближе к чужим коленям, что беспардонно нарушало правила приличия. Ну ладно Инга, но незнакомая женщина, мать Кирилла, ничем такого близкого знакомства не заслуживала, и неприлично заставлять ее соприкасаться с чужим мужчиной. Макс завозился, сел прямо, вжавшись в спинку сиденья, и немного подумал о «железной деве» и других позитивных приспособлениях для лишения человека жизни и удовольствия. Самолеты «Аэрофлота», например.

Инга просматривала журнал, вытащив его из кармашка на кресле, а Макс смотрел в окно и думал о том, что все это можно было проделать как-то по-другому. Хотя поначалу идея казалась хорошей. Просто отличной она казалась, что уж там.

Две недели назад – кажется, это были две недели? да, верно, – где-то около полуночи, когда кофеварка исторгла из себя еще немного крепкого и черного, как ночь за окнами, кофе, Инга сказала:

– Максим, если ты не хочешь нанимать аналитика, мы его не наймем, вот и все.