Каникулы влюбленного режима

В какой-то момент я поняла, что Золушка слишком поверила в сказку. Ну надо же, красивый мальчик, случайно попавший в наши ряды, из всех возможных девушек обратил внимание именно на меня. Правда, никакой сказки обещать не может, потому что в статусе «не определился». А я так не могу: если начинать отношения, то не для галочки, не ради веселья и удовольствия, а ради того, чтобы стараться быть вместе по-настоящему.

Есть у Шацкого и здравые мысли – делиться происходящим с детьми, конечно, нельзя. Я не сливала девочкам из отряда подробности, но на эмоциях ляпнула, что мы с Германом Юрьевичем поссорились. Нет, однозначно нет. Так делать нельзя, если хочешь считаться отличным педагогом. Больше ничего ни с кем обсуждать не буду: и дети, и вожатые не должны быть в курсе наших с Шацким взаимоотношений.

Прихожу на эстраду, где еще никого нет, и пользуюсь этой минуткой тишины. Прикрываю глаза и пытаюсь представить, что смена уже закончилась, все трудности позади, а я на море. Лежу на чистейшем горячем песочке, зарываясь в него ногами, и подставляю лицо солнышку. Больше не несу ответственность за то, что кто-то в отряде чихнул, кто-то с кем-то повздорил, к кому-то приехали родители с домашними котлетами в жару под тридцать пять градусов, а кто-то (Степочка, например) после отбоя залез в комнату девочек и немного завис.

Чувствую, как начинаю мечтательно улыбаться, но тут в мое сознание дорогу себе наглым образом прокладывает кудрявое создание с бездонными голубыми глазами. Резко появляется в моих фантазиях, укладывается рядом на песочке и никуда двигаться не собирается.

А ведь это не сон! Казалось бы, своими фантазиями я все-таки в состоянии управлять! Выгнать оттуда Шацкого прямо со всеми его кучеряшками, чтобы больше не появлялся… Но нет. Напарник упрямо разлегся и лежит на песке, и я практически чувствую его прикосновение…

- Мария Николаевна, ты чего раньше всех на планерку пришла? – оказывается, это не фантомное прикосновение Германа, а очень даже реальное Сан Саныча. Методист сжимает мое плечо, чтобы я вышла из своего полусна и обратила внимание.

- Да как-то… В общем. Волнуюсь перед завтрашним днем.

- Послушай, ты ездишь сюда столько лет, что я даже не поверю такому. Ну какое волнение? Ты знаешь свои функции от и до.

- Ну все равно волнительно.

- А теперь честно скажи. В отряде что-то не так?

Сан Саныч когда-то был моим вожатым, и мы неплохо общались еще тогда. Именно он предложил Раисе включить меня в кадровый резерв и способствовал тому, чтобы меня взяли на смену стажером. Можно сказать, это мой «лагерный папочка».

- В отряде все так, просто Герман…

Я несколько минут назад убедила себя ни с кем не делиться подробностями, так что умолкаю, поймав себя на этом косяке.

- У вас что-то происходит. Не знаю, что, но вижу какие-то странности.

- Мы очень хорошо начали, а сейчас ссоримся, – думаю, такую правду озвучить можно.

- Потому что он в тебя втрескался?

Измученно улыбаюсь, пытаясь перевести разговор в шутку, но с Санычем это не прокатит.

- Скажешь тоже.

- Если будут какие-то серьезные проблемы, сообщай. Впереди половина смены, я не могу допустить, что ваш отряд развалился из-за того, что вожатые между собой не ладят. В конце концов, это моя работа – следить за положением дел в отрядах.

- Ладно, я поняла, – быстро киваю и погружаюсь в свои заметки, пока вокруг нас собираются остальные.

Минут через семь приходит Раиса, начинается планерка. На этот час я полностью отключаю голову от мыслей о Шацком, чтобы сосредоточиться на деле. Но наступает время возвращаться в корпус. В нашей комнате, на удивление, только девочки, хотя обычно все ждут возвращения второй половины вожатского состава с планерки. Но сегодня не так. Зато на подоконнике рядом с моей кроватью красуется невероятный нежный букет, привезенный из очень хорошего магазина. Ничего себе, как заморочился. А подарить нормальным образом не смог, значит, обиделся все-таки на мои слова.

Удивительно, но даже Алина не комментирует появление цветов в нашей комнате. Да в принципе никто не комментирует, видимо, со мной сегодня никто особо связываться не хочет. Федя и то отхватил дважды за день, а он мне ближе всех из этой компашки. Обсудят по-тихому, когда я пойду в душ.

Или прямо сейчас обсудят, ведь я выхожу из вожатской, чтобы отдать Герману его экземпляр завтрашней дневки и сказать спасибо за цветы. В принципе, на этом все. Не задерживаюсь в его комнате, возвращаюсь к себе и ложусь спать. Долго кручусь и не могу уснуть, хотя очень стараюсь набраться сил перед ответственным завтрашним днем. А когда наконец засыпаю, снова оказываюсь на пляже, и Шацкий опять преследует меня. Мы целуемся прямо на закате у моря, и когда я просыпаюсь от назойливого будильника, не сразу понимаю, что все еще нахожусь здесь, а не на побережье. Мне даже кажется, будто губы мои обветрены и распухли от поцелуев кучерявого, но потом я понимаю, что это лишь фантазия разыгралась. Хотя я все еще вижу перед собой лицо Шацкого, который из сна никуда не испарился.