Я машинально снял и надел крышку объектива, потом повернул запорную скобу на донной крышке антикварного "ФЭДа". Она отвалилась в мою ладонь, потянув за собой приклеившуюся белым налетом окисления древнюю кассету с пленкой, забытую, видимо, в камере сто лет назад ещё славным Жибековым-старшим.
- Простите, полковник, - сказал я. - Вы правы... "Зенит" этот заело, рвет перфорацию при подаче пленки. И перемотать назад в кассету из приемного отделения не удается. Могу я попросить выключить люстру, чтобы открыть камеру и перемотать отснятые кадры назад в кассету вручную?
Снова поднялась рука, свет погас.
Я сунул два не отснятых документа между страниц ближайшего на ощупь тома БСЭ. Затем перемотал в "Зените" пленку назад в кассету, вытащил её и сунул в карман. Теперь наступила очередь "ФЭДа". Я отлепил от него древнюю кассету и переставил её в "Зенит". Кассету же с отснятыми документами вдавил в "ФЭД".
- Можно включать, - сказал я Жибекову.
- Сейчас, минутку, - ответил он мне почти в ухо.
Господи, я не слышал, как он подошел в своих ковровых шлепанцах. Увидел или не увидел мои манипуляции в темноте?
Том БСЭ, между страниц которого я запихнул два подлинника, назывался "двадцать третий". И теперь, когда Жибеков включил электричество, было видно, что уложились оба листка удачно, края не высовывались.
Я протянул "Зенит" Жибекову и сказал:
- Товарищ полковник, пленка с отснятыми документами в камере. Возвращение в Москву в ближайшие дни мне явно не предстоит. У вас пленка будет сохраннее, верно? Прошу вас взять... Вторая просьба - не проявлять, ни в коем случае. Вообще для перестраховки лучше пленку совсем не вынимать, пусть остается в камере. Чувствительность у неё слабая, а выдержку пришлось делать короткой, понадобится особый процесс, чтобы при проявке негативы получились терпимого качества...
- Договорились, - сказал Жибеков. - Мудро.
Он взял "Зенит" и, вернувшись к дивану, сунул камеру в его выдвижной ящик внизу.
- А "ФЭД" взять не могу, - сказал я. - Нехорошо получается. Юбилей у вас, а подарок - мне...
- Да ладно уж... Берите, берите, говорю. Уже подарил. Жибеков назад дары не берет... И не возвращает тоже!
Полковник не разглядел моих манипуляций в темноте, слава Богу...
- Разрешите идти, товарищ полковник? - спросил я.
- Да не торопитесь вы... Вам сколько лет?
Я сказал.
- И все трудитесь на этом поприще?
Я ждал, когда он меня отпустит.
- Ляззат к вам не равнодушна, я вижу...
Ему хотелось почесать язык? Или он ищет подходы? Зачем тогда? Дело-то, за которым меня привели, сделано. Я молчал. А что говорить? Но я сказал:
- С вашего разрешения я пойду. Вас гости ждут, а мне пора.
- Ну, как желаете, Шемякин... Я вас провожу.
В диванной, куда мы вышли, Жибеков, едва я передал стопку документов Мэтью, скомандовал ему и Олегу:
- Кыш оба! Мое явление не через час, а через два...
Я видел, как документы вдвинулись в конверт "Булаевский элеватор". Без пересчета. Выходили Матье и Олег, вежливо прихватив свои стаканы. Бутылка "Джонни Уокера" с черной этикеткой, лед в мельхиоровой лоханке, графин с водой и несколько стопок вверх донышками на крахмальной салфетке остались на столике перед пестрым диваном.
Не спрашивая, Жибеков разлил по стопкам неразбавленного. Я не знал, могу ли его поздравить с пятидесятым днем рождения, впрочем, и желания такого не испытывал, и, едва дождавшись, когда полковник тронет свою стопку, заглотнул виски. Из-под лестницы раздался веселый рев.
- Тосты говорят, - сказал Жибеков, вытягивая в мою сторону графин, и, приметив мое отрицательное мотание подбородком, добавил: - Правильно, я тоже не запиваю...
Я выжидал.
- Моя жена верховодит внизу. Принимает поздравления. Формально мне нездоровится, я выйду попозже... Все здесь на ней держится. Охо-хо-хо-хохонюшки, трудно жить Афонюшке... Есть женщины в русских селеньях, - процитировал Некрасова полковник с видимой гордостью за мадам. - Принесли подарки, купленные на мои деньги, и под выпивку и яства, купленные на мои деньги тоже, будут говорить лицемерные слова, чтобы я не лишал их денег... Моей дорогуше приходится отдуваться в этой ораве за меня... Впрочем, она любит принимать гостей... Дает мне свободу праздновать с рассвета...
Я понял. Полковник наливался шампанским под стриптиз ещё в постели с утра. Определенно за завтраком принял дозу чего-то более крепкого. Вернувшись из торгового центра "Евразия", принял ещё и вздремнул в домашнем кабинете. Видимо, поэтому Ляззат, притащившая меня в этот пентхауз в престижном "Титанике", представила меня сначала мадам. Без отфильтровки у неё Олег разговаривать со мной не стал бы, не имел права. Пробудившийся в благодушном состоянии духа полковник, видимо, ждал меня, а потому и подарил "ФЭД". Проморгав мои манипуляции с пленками и документами.
Теперь ему не хотелось идти к гостям. Ему хотелось напиться с новым человеком. С никаким. С неподчиненным. С не зависящим от него. Сделать себе настоящий подарок, сделав такой мне.