Канкан на поминках

Муля совсем другая. Любимое занятие второй мопсихи – тихий, здоровый сон, желательно на подушке, под одеялом. Позавтракав, Мулечка, пошатываясь от усталости, добредает до ближайшего кресла, лапами приподнимает накидку и залезает в уютное, теплое местечко. Все, до вечера вы ее не увидите. Когда наша свора, во главе с Адой, заслышав звонок, несется к двери, Муля только вздыхает, недовольная тем, что противные люди прервали ее отдых. Но, несмотря на апатичность, Мулечка очень непослушна. Вы можете сорвать голос, издавая на разные лады: «Муля, Муленочек, Мусик», – но она даже и ухом не поведет.

Но стоит хозяевам зазеваться и оставить на столе еду, как аморфная мопсиха проявляет чудеса ловкости. Ей ничего не стоит запрыгнуть на столешницу и мигом схарчить все. Причем обертки шоколадных конфет она ловко разворачивает носом, от колбасы отдирает шкурку, а со сковородки мигом стаскивает крышку…

Вот и сегодня прожорливая Мулечка ухитрилась проглотить всю заботливо оставленную для меня картошку, ветчину и лук…

– Какая ты дрянь, Муля, – произнесла я, чувствуя, как голодный желудок медленно сжимается, – ничего не забыла! Ну скажи, разве собаки едят лук?

Мопсиха осоловело икнула.

– А ну пошла вон со стола, – рассердилась я, – еще и рыгает от обжорства, а бедная хозяйка сейчас от голода скончается. Быстро убирайся, глаза бы мои тебя не видели!

Муля попыталась встать, но тут набитый животик потянул собачку камнем вниз. Толстенькие лапки подогнулись, Мулечка шлепнулась на объемистый зад и совершенно по-человечески горестно вздохнула. Ее карие глазки умоляюще уставились на меня, весь вид объевшегося мопса говорил: «Пожалуйста, отцепись, можно я лягу прямо тут, на клеенке? Ты же видишь, мне и шагу не ступить!»

Наверное, надо было наподдавать воровке за недостойное поведение, но я просто не способна поднять руку на существо с огромными детскими глазами, потому, ухватив обжору за то место, где у нормальных псов имеется талия, я, ощущая под рукой туго набитый животик, стащила гадкую Мулю с обеденного стола и сунула на кошачью лежанку. Мопсиха благодарно зевнула, и по кухне разнесся легкий храп. Да уж, отчего казак гладок – поел и на бок!

Раскрыв холодильник, я в тоске уставилась на полки. Дети правы, давно пора сходить за продуктами. Наверху, под морозильником, валялся крохотный кусочек масла, внизу, в ящике, предназначенном для хранения овощей, тихо умирали пучок укропа и головка чеснока, да на двери, в специальном углублении, обнаружилось одно яйцо, правда, шоколадное, киндер-сюрприз.

Я горестно вздохнула, есть хотелось неимоверно, можно, конечно, пойти к метро, там имеется круглосуточный магазин… Но на улице хлещет дождь… Ладно, сейчас поставлю чайник. Интересно, как у нас с хлебом?

– Ну, понравилась картошечка? – спросил Кирюшка.

Решив его не разочаровывать, я кивнула:

– Замечательно вкусно, вмиг проглотила.

– Похоже, ты и сковородку вылизала, – пробормотал мальчик.

Я открыла хлебницу и уставилась на крохотную горбушечку, покрытую сине-зеленой плесенью. Так, бутерброд с маслицем отменяется. Тихо тренькнув, электрочайник отключился.

Я положила в чашку четыре куска сахара, надеюсь, сладкая жидкость обманет голод. Потом, поколебавшись, вытащила укроп, подержала под холодной водой и принялась жевать. Яство было отвратительным, терпеть не могу анис, а этот пучок на вкус смахивал на капли от кашля. «Капли датского короля» – так называлось это лекарство моего детства. Будучи крайне болезненным ребенком, я выпила ведра этой коричневой мерзости и сейчас не испытывала никакого удовольствия, грызя укроп, но есть-то хочется!

– Ой, Лампуша, – воскликнула Лиза, входя на кухню, – что это ты такое делаешь?

Я сделала глоток отвратительно сладкого чая и, почувствовав, как комок укропа спускается по пищеводу, буркнула:

– Травы захотелось, очень давно не ела укропчик!

На следующее утро, ровно в десять, я подходила к дому малютки номер 148. Заведение располагалось в трехэтажном здании красного кирпича, и, судя по состоянию фасада, ремонт тут не делали лет двадцать. Впрочем, внутри оказалось не лучше. Протертый до дыр линолеум, грязные стены, выкрашенные самым отвратительным образом: внизу темно-синие, а вверху лазурно-голубые, и двери, бывшие когда-то белыми, а сейчас похожие на леопарда-альбиноса, местами серые, местами белые… И никакой охраны. Ни бравого парня в черной форме, ни усатого милиционера, ни бабульки… Хотя, если подумать, красть тут нечего, разве только бесхозного младенца…

Табличка «Заведующая Колпакова Т.С.» висела в самом конце коридора, на огромной филенчатой двери. Я осторожно постучала и, услыхав звонкое: «Да», вошла в комнату.