Каннибалы и короли. Истоки культур

Однако ни для Харриса, ни для Валлерстайна эти слишком уж макротеоретические построения не становятся поводом для отказа от макроподхода как такового – ревизия, да, ему совершенно необходима, но пожертвовать «макро-» ради полного растворения в эмпирии «микро-» чревато риском не заметить за деревьями леса. Ценность таких работ, как «Каннибалы и короли», заключается именно в том, что погружение в реалии отдельных экзотических культур наподобие амазонских яномамо не отменяет панорамной картины – того самого «большого рассказа», который всеми силами пытались отменить некоторые теоретики постмодерна. Кстати, к этому направлению с его методологическим анархизмом Харрис относился предельно критично, считая его антинаукой – соответственно, организованная им в 1989 году сессия Американской антропологической ассоциации, посвящённая постмодерну, называлась «Анти-антинаука». Этой же теме будет посвящена его последняя книга «Теории культуры во времена постмодерна» (1999).

А первой работой Харриса, в которой он заявил о себе как об академической фигуре крупного масштаба, стала книга «Восхождение антропологической теории», вышедшая в 1968 году. Возможно, как раз то обстоятельство, что работа Харриса была опубликована на фоне тогдашней «всемирной революции», вызвавшей новый всплеск внимания к Марксу, и определило её дальнейший успех – в дальнейшем книга переиздавалась и переводилась на другие языки. Один из современных рецензентов назвал «Восхождение антропологической теории» «незаменимой книгой для всех левых, заинтересованных в понимании того, как культурная (социальная) антропология развивалась в качестве науки за последние три столетия и как она использовалась для понимания – а порой и для контроля – незападных обществ, в особенности тех, где не возникли сложные государственные структуры» [3].

Запоминаемость книги Харриса явно определило то, что он предельно чётко обозначил собственную позицию в таком широком теоретическом поле, как материализм – в противовес советским истмату и диамату Харрис заявляет о культурном материализме, который позволяет преодолеть марксистскую догматику. Свою задачу автор «Восхождения антропологической теории» определял так:

«Освободить материалистическую позицию от гегемонии диалектической марксистской ортодоксии с её антипозитивистскими догмами и одновременно разоблачить теоретическую несостоятельность биологического редукционизма, эклектики, исторического партикуляризма и различных форм культурного идеализма».

Культурный материализм, согласно более позднему определению Харриса в книге 1979 года «Культурный материализм: борьба за науку о культуре», представляет собой стратегию научного исследования, «основанную на простой предпосылке, что социальная жизнь человека – это ответ на практические проблемы земного существования». Однако его конструкция социокультурных систем более сложна, чем ортодоксально-марксистское разделение на базис и надстройку (в английской традиции переводов марксистских текстов – superstructure). Исходным элементом в теории Харриса оказывается инфраструктура – совокупность материальных реалий, включающих производственные (технологические и экономические) и воспроизводственные (демографические) факторы. Инфраструктура формирует два других ключевых элемента культуры – структуру, к которой Харрис относит различные организационные аспекты, от систем родства до моделей политической экономии, и ту самую суперструктуру-надстройку, включающую идеологические и символические аспекты, такие как религия, психические и поведенческие проявления. Такая модель позволяет Харрису уйти от прямолинейных схем, в которых для объяснения того, что происходит в «надстройке», нужно непременно искать причины в «базисе», и наоборот, пытаться предсказать специфику «надстройки», исходя из процессов в «базисе».

Впрочем, от классического марксизма Харрис унаследовал немало – внимательный читатель «Каннибалов и королей» наверняка обратит внимание на то, как часто в этой книге упоминаются такие вполне ортодоксально-марксистские термины, как «средства производства», а в особенности «способ производства». Но не будем забывать, что в конце 1970-х годов понятие «производство» ещё не стало благодаря прежде всего Пьеру Бурдьё универсально применимым к самым разным сферам капитала – не только экономического, но и символического, политического, культурного и т. д. К тому же Харрис не увлекается выстраиванием иерархий способов производства в духе советской «пятичленки» (первобытно-общинный строй, рабовладение, феодализм, капитализм, социализм плюс коммунизм) – отсюда, кстати, и его внимание в «Каннибалах и королях» к феномену, который Маркс и Энгельс называли азиатским способом производства: