Каннские хроники. 2006–2016

Мир либо не чувствителен к очень напористому немецкому юмору папы и дочери, либо легко переплавляет игровой вызов и бунт во вполне приемлемые для сообщества коды. Например, нарушающему все нормы приличия выходу полностью обнаженной Инес к своим гостям сами же гости быстро находят стабилизирующее ситуацию название – naked party, – и все сразу становится благопристойным. А начальник Инес, шокированный ее видом и сбежавший с вечеринки, в скором времени возвращается – уже голый. Времена, когда «полную обнаженку» можно было преподнести как протест, давно прошли. Помните, какой эпатажной казалась многим английская картина «Мужской стриптиз» («The Full Monty»), в которой пролетарии, бросая вызов безработице, устраивали платный стриптиз. Но это было лет двадцать назад.

Подлинная итоговая кульминация фильма связана вовсе не с игрой и маскарадом, а именно с возвращением героев к себе – настоящим, на поминках матери Винфрида (она же бабушка Инес). И это не случайный, пристегнутый к основному действию финал. Он накапливается в череде профанных не только по форме, но и по существу решений, которые опробуют герои, стремящиеся преодолеть кризисное состояние мира. Еще до того, как Винфрид начинает свои воспитательные розыгрыши, где-то в середине фильма Инес спрашивает отца: «Папа, зачем жить?» В этой сцене Марен Аде мастерски удерживает художественный баланс на грани резонерства именно за счет того, что вопрос особо не акцентируется и кажется проходным – из набора дежурных фраз.

И только в самом конце, оставшись с Инес наедине, он скажет приблизительно следующее: «Время течет быстро, его нельзя остановить, хотя мы и пытаемся что-то подправлять. Но не все проходит, что-то остается. Я вспоминаю, как учил тебя кататься на велосипеде или как ждал тебя на автобусной остановке. Может, ради таких мгновений и стоит жить». После этих слов Инес остается одна и погружается в ту внутреннюю сосредоточенность и тишину, которая если и не является еще образом душевной гармонии, то явно способствует ее достижению – в отличие от ажитации маскарада. Не случайно именно в финале Инес вынимает изо рта вампирские зубы, которые были неотъемлемой частью маски «Тони Эрдманн», – маскарад окончен.

Д. Дондурей. Я лично не воспринимал глубинный концепт Марен Аде как желание показать тщетность маскарада, игры, как стремление обратиться к внутренней сосредоточенности, тем более тишине. Для меня это было яркое предложение выйти за пределы социальной нормы, бесконечных ролевых и этических предписаний. И конечно же, политкорректности. Она говорит нам о том, что человек много сложнее, тоньше, креативнее. Его потенциал колоссален. Он способен вести себя непредсказуемо, летать даже тогда, когда у него нет во рту вампирских зубов.

Л. Карахан. Но похожий момент зависания, мгновенной адекватности самой себе переживает в финале и героиня Брильянте Мендосы мама Роза, казалось бы, без остатка поглощенная безумным филиппинским социумом. Счастливым становится день и для Олли Мяки, когда он, только что проигравший бой за чемпионский титул по боксу, воссоединяется со своей деревенской возлюбленной и просто запускает по воде камушки. Близок мне своей способностью обретать время во времени, свое время в будничной рутине – пусть даже это будет мгновенная адекватность самому себе – и герой Джима Джармуша Патерсон. Ему, для того чтобы утвердить свой суверенитет и внутреннее достоинство, не нужны ни социальный реванш, ни бесконечные игры.

А. Плахов. Не вижу здесь никакого противоречия. На одном уровне сюжет Марен Аде о том, как отец с дочерью были разделены стеной отчуждения, а потом путем его усилий стена была сломана. Но для этого пришлось изменить саму дочь, и здесь мы переходим на другой уровень метаморфозы. Героиня была автоматом, машиной для бизнеса. А благодаря отцу она, как ты правильно сказал, обретает себя, становится человеком, способным рефлексировать не только свои дочерние обязанности, но и смысл существования тоже.

Д. Дондурей. Я согласен с Андреем: без выхода за пределы разумности никакого обновления героев в фильме «Тони Эрдманн» не смогло бы произойти. Одна из важнейших фестивальных тем этого года – противостояние рутине. Но не только рутина, жизненный застой являются балластом для современного человека. Потребительское и лояльное поведение, разные виды автоматизма, обеспечивающие качество жизни и отношений с начальством, мужьями, детьми. Переосмыслить все эти нормы, хотя бы просто осмыслить их без эмоционального выхода за их границы, без определенной доли безумия – невозможно.

Ты можешь и должен выйти за пределы опустошающего автоматизма, навязчивых правил правильной речи, правильных действий. Нужен новый взрывоопасный опыт переживаний и ориентации в современном непростом мире. Да хоть бы и опыт каннибалов из фильма Брюно Дюмона «В тихом омуте». Люди – очень сложные психологические существа. Они должны по мере сил и способностей раскрепощаться. И тогда у них есть шанс вернуться к человеческому.